Рассмотрев слева гору бочек, она побежала к ним, сжимая в правой руке пистолет, — вперед, вперед, по паре футов за шаг…

И вдруг — шарканье ног, шум борьбы, приглушенные вопли. Справа. Карен!

Диксон побежала на шум и за углом рассмотрела в полумраке Джона Мэйфилда: широко расставив ноги, он на что-то наседал, вдавливал это «что-то» в дубовые бочки. Вейл она не видела, но, учитывая, как именно Мэйфилд предпочитал умерщвлять свои жертвы (это она испытала на себе), Диксон и не нужно было ее видеть, чтобы понять, где она и что он сейчас с ней делает.

Прицелиться было трудно, особенно в темноте: она не была уверена, куда попадет пуля. Но такой человек, как он, не послушается и не поднимет руки вверх. Насколько она помнила лекции Вейл об убийцах-нарциссах, слово «сдаваться» не входило в их эгоцентричный словарный запас.

И тогда, помня о смерти Агбаяни, Диксон решила проявить более личный подход. Подкравшись сзади, она подняла правую ногу и изо всех сил ударила Мэйфилда под левое колено.

Он согнулся от адской боли: связки наверняка порвались, хрящ лопнул, большая берцовая и малоберцовая кости должны были, по крайней мере, треснуть.

Мэйфилд выл от боли. Схватив его за запястье, Диксон навалилась плечом на его локоть — сустав вывернулся и беспомощно хрустнул. Она дернула Давильщика за сломанную руку и впечатала ему в лицо кулак с пистолетом.

Ослепленный Мэйфилд попятился, но разорванные связки подвели его и он мешком рухнул на землю.

Диксон подняла ногу и врезала по его нижней челюсти. Она понимала, что бьет лежачего, более того — человека без сознания, но не могла отказать себе в этом.

Потом она подняла пистолет и прицелилась.

…шестидесятая

…шестидесятая

Когда раздался треск костей, хватка Мэйфилда ослабела. Вейл увидела, как кто-то приблизился к ним, услышала шум… Не успела она понять, что происходит, как Мэйфилд уже повалился набок. Удар в лицо — и он попятился как рак.

Это была Диксон. Она пнула уже неподвижное тело — просто чтобы убедиться, что Давильщик больше не причинит никому вреда.

Вейл бросилась к оброненному в суматохе фонарику и подобрала его. И в это мгновение увидела, что Диксон целится Мэйфилду в голову.

— Роксана!

Диксон убрала волосы с лица. Грудь ее тяжело поднималась и опускалась, рука по-прежнему была сжата в кулак.

— Все хорошо, Роксана. Все хорошо, — успокаивающе сказала Вейл. Она обняла Диксон и почувствовала, как обмякает ее напряженное тело.

Но Диксон вдруг отпрянула.

— Брикс… Посвети!