Стороны находились близко, разглядывали друг друга в артиллерийские буссоли. В расположении их дивизии кишели самые натуральные советские «ЛАЗы», мотались туда-сюда, оттуда выскакивали какие-то в штатском, с военной выправкой. В тренировочных костюмах. Понятно, инженеры, командовали рытьем окопов, щелей, капониров, размечали обваловку вокруг техники. Группами по три-четыре человека. С ними были местные переводчики. Ездили туда-сюда, мы видели в бинокли, как радужные лучики бегали у них по стеклам.
Ну не арабы же ездят в «ЛАЗах». Как у них там пелось, «из-под арабской желтой каски смотрели русские глаза». А Москва на все ноты отвечала монотонно: «Советские военные специалисты в боевых действиях против Израиля не участвуют».
Мы просидели несколько дней неподвижно. Я был на перехвате. У них работала радиостанция, опять же советская, которую через месяц мы захватили с разбитой кодировочной частью — арабам для этой цели выдавались специальные кувалды. Радиостанция, как мне объяснили, была мощная, восемьсот двадцать четвертая. Это ее я сидел тогда и слушал. Сплошь шифровки. Разговоры не ловились вообще. Какая-то политинформация по-арабски. Ноль сведений, болтовня и агитация насчет того, что англичане все подкупные, американцы поджигатели, израильтяне оголтелые. А вообще у них была в основном музыка: Далида, «Битлз», Демис Руссос. Русским, видимо, нравилось. В СССР этого не крутили. А в командировках слушайте от пуза. И с ними я.
Мне пришлось по двадцать часов подряд сидеть без сменщика, не снимая наушников. Я почти падал. И только глядел и глядел из моего окопа на окружающую равнодушную, противную природу. Днем жара сорок градусов, а ночами температура понижалась до нуля. Изо рта выходил пар. Барханы покрывала такая густая, обильная роса, что воду было хоть шапкой собирать. Казалось, колышется море. Набрать и напиться. Мы и пили. Как кочевники и бедуины. От кочевников и бедуинов тоже поступали сведения, что «руси хабиры» там всюду. Русские мотаются по арабским деревушкам, говорили арабы, скупают в окрестных городках гипюр и мохер. Нам рассказывали, что лавки в районе держат для них водку «Столичная», венгерские маринованные огурцы. Но требовалось доказать, что это действительно советские военные специалисты. Желательно было изловить парочку, чтобы окончательно подтвердить этот факт.
И вот на третий день я услышал переговоры по-русски и догадался, что на летних квартирах седьмой бригады Первой танковой сирийской дивизии начинается военное совещание. И ясно было, что «руси хабиры» поехали туда. Я сообщил. Израильтяне решили рискнуть, пустили по полной программе танковую атаку — срочным образом окружить их сходку. А те, представьте, нам в руки не дались. Или пронюхали что-то, или, может, нашим не повезло. В общем, мы долго захватывали ложную копию командного пункта. Вместо настоящего. Потеряли время и в конце концов сумели поймать всего одного человека без оружия, переодетого в крестьянскую одежду, от страха не владевшего ни языком, ни сфинктерами. Феллахи на него указывали как на хабирского переводчика. Уверяли, что он говорил по-русски.