— Ничего неэтичного, Пабло. Я только отниму у тебя немного времени. По-моему, нет ничего неэтичного в том, чтобы осмотреть Миранду с детьми? Это займет не больше двух часов…

— Черт, ты не сказал, что это она.

— Ну, это она. Просто дай мне твой адрес.

Пабло посетовал еще немного и продиктовал мне адрес.

Я позвонил Кэрол в Скарсдейл. Автоответчик. Может, она еще не приехала, или, может быть, она еще спит — она говорила, что сильно устала. По крайней мере Карлштайн уже не мог добраться до нее.

Но мой сотовый не работал, и она никак не могла связаться со мной.

Я оставил Кэрол короткое сообщение: с нами все в порядке, позвоню позже, люблю.

— Мы едем в дом Точера, — сказал я Поле, вернувшись в машину. — Я попытался дозвониться Кэрол, но никто не отвечает.

— Еще одна жертва Джей Джея, — пробормотала Миранда.

— А мне казалось, что я — главный злодей, — сказал я.

— Зачем вы забрали меня? Дети спали, и я была… — она что-то неразборчиво пробормотала.

— Мы пришли не за тобой, но нашли тебя, — сказал я. — Ты была больна, нуждалась в помощи. Я просто понимал, что не могу оставить тебя в этом доме.

Миранда наклонилась вперед, и я почувствовал ее дыхание.

— Может быть, ты знаешь больше, чем думаешь.

Она откинулась назад на спинку сиденья и продолжила свой рассказ, не обращая на нас с Полой никакого внимания.

— Восемь лет Джей Джей держал меня взаперти в игрушечном домике, — сказала она. — Внешний мир не должен был касаться меня и наших с ним детей. На Парк-авеню все должно было быть идеально.

Парк-авеню? А как насчет гнездышка в западной части Централ-парка? Похоже, это было его холостяцкое прибежище в те ночи, когда он не был женат. Интересно, была ли Миранда осведомлена о существовании этого места? Обычно жены последними узнают такие вещи.

В зеркале заднего обзора я видел, что она прижала детей к себе. Они теперь приумолкли и заснули.

— А потом появился ты и эта машина, — сказала она.

— Ты же не думаешь на самом деле, что машина была моей? — Я попытался погасить ее раздражение, встать на ее место. Она была матерью, вдовой, занимала какое-то место в жизни Карлштайна, только Бог знает, какое именно. Это было тело, скрученное усталостью.