Герен бросается с места в карьер:

— Французы устали от того, во что превратилась политика. Я хочу вернуть им вкус к ней. Я буду другим президентом — президентом, который не только говорит, но и действует. Президентом, для которого важны результаты и который хочет, чтобы его судили по этим результатам.

Шнейдеру никогда не хотелось говорить про себя. Он ищет угол нападения.

— Я представляю программу, которая выработана не мною одним. И я буду стараться воплотить ее вместе с теми, кто над ней думал. Я сосредоточусь на двух основных проблемах: это снижение государственного долга и борьба с вопиющей бедностью, за общество равных возможностей.

Кого ты этим удивишь? Кого убедишь? Плохо. И не к месту.

Дюмениль и Пату стоят рядом за режиссерским пультом.

— Твой парень проиграл! — шепчет Пату.

Дюмениль только пожимает плечами.

Парис выходит из огромного стеклянного мавзолея «Франс телевизьон». Трупы он видел. Видел следы пережитого шока на лицах свидетелей. Ему казалось, что он вдруг провалился в какую-то пустоту, — такого он еще не испытывал. Теперь он стоял у главной лестницы, опершись на машину, и курил. Ждал. Чего, не знал сам. Пустая суета служб безопасности, кажется, наконец пошла на убыль.

На верху лестницы появляется Перейра. Спускается, встает рядом со своим начальником группы.

— Этот рыжий, — ему нет необходимости уточнять, кто стрелял, но кое-что добавить, указав на парня подбородком, он считает необходимым, — из Центрального управления общей безопасности.

Парис смотрит на это ничтожество, на чьей совести смерть двоих людей сегодня вечером.

Рыжий совершенно спокоен, чуть ли не чувствует себя героем: говорит громко и хохочет, то и дело оборачиваясь к чернокожему верзиле, сохраняющему при этом серьезный вид. Рядом с ними еще один, помоложе, в костюме, от которого за сто метров несет высоким чиновничьим постом.

— Что им тут было нужно?

— А вот это загадка.

Взгляд Париса перемещается с рыжего на его товарища. Тот в конце концов замечает, что их рассматривают, и останавливается посредине лестницы. Теперь уже он начинает рассматривать офицера из Криминалки.

Эта молчаливая дуэль длится не более нескольких секунд, пока герой сегодняшнего вечера, стоящий около серого служебного седана, не окликает чернокожего верзилу:

— Слушай, Жан, ну что ты прохлаждаешься? Давай, делаем ноги! Топи-топи!

Парис слышит эти слова и напрягается: его взгляд останавливается то на одном, то на другом полицейском из службы социальной информации.