И тут же Жан понимает, что прокололся.
Парис делает шаг вперед, но Перейра удерживает его рукой. Парис оборачивается, желая высвободиться, но его заместитель качает головой и не отпускает Париса.
— Оставь, полиция — это дело семейное, — слышит Парис.
Дебаты продолжаются уже больше часа, но никаких откровений. Каждый говорит о том, что лучше знает. Шнейдер — о своих досье, Герен — о себе самом, журналисты выспрашивают кандидатов о завтрашнем дне французской экономики, который не будет блистательным из-за глобализации в этой сфере. На что поставят один и другой?
И вот в назначенный час звучит ожидаемый вопрос.
Будущее французской промышленности или мое собственное? Если даже Дюмениль в это не верит, то кто поверит? У Шнейдера перед глазами записи о необходимой перестройке государственных ядерных программ и связях его противника с компанией Пико-Робер. Как ни в чем не бывало, он кладет эту карточку в самый низ находящейся у него в руках пачки и начинает разглагольствовать о малом и среднем предпринимательстве, богатстве и будущем страны.
Пора заканчивать словесную дуэль двух кандидатов. Один из журналистов заходит на финальный вираж. Кук уменьшает звук.
Нил встает, потягивается:
— Полная хрень! — И принимается за гору сэндвичей, заказанных его другом, чтобы продержаться вечер.
Они сидят в самом центре Латинского квартала, в небольшой благоустроенной квартирке холостяка-эпикурейца, куда сбежали, чтобы спокойно посмотреть дебаты.
— Герен прекрасно справился со своей ролью супергероя. «Я, Мне». Снимаю шляпу. Это должны съесть. А Шнейдер со своими досье, которые он излагает в совершенно технократической манере «надо — не надо», никому не интересен.
— И ни слова о ядерных программах.
— Возможно, он не в курсе.
— Ты уверен, что у него никого нет в комиссариате?
Кандидаты встают. Спускаются с подиума, камера провожает их за кулисы.
— Должен признаться, я несколько разочарован, что не видел даже следа дружка твоей дочери и его «Гедеона». Было бы хоть чуть-чуть поживее.
— Этого следовало ожидать,