— Дожди в сухой сезон здесь редкость, но если уж они случаются, то мало не покажется, — говорю я Жанне.

Она по-прежнему со мной не разговаривает. Облаченная лишь в полупрозрачную комбинацию и босая, она ежится на ветру и обнимает себя за плечи. В грозовом освещении ее рыжие волосы приобрели какой-то демонический оттенок и напоминают ведьмовские кудри, разметанные по мраморным плечам. Ей так и не удалось загореть, кожа ее отливает парным молоком, солнце лишь сделало ее веснушки крупнее и ярче. Подойдя к краю террасы, я нагибаюсь и вглядываюсь вниз, туда, где мы вчера поднимались. Узкая полоска песка исчезла под приливом, волны изо всех сил бьются о скалы, море у берега превратилось в белую кашу, рваная пена оседает на скалах грязной ватной паклей. Вырванные с корнем факелы «Пиратского бара» швыряет туда-сюда волной: периодически выныривая из воды, они напоминают обломки кораблекрушения.

— Ты забрала свои туфли или их смыло? — спрашиваю я, вытирая с лица морские брызги.

— Какая тебе разница?

Я пожимаю плечами. Подхваченная порывом ветра, пепельница-ракушка переворачивается и десятки окурков разлетаются по всей площадке перед домом. Нахмурившись, я иду отвязывать гамак.

— Надо занести все внутрь. Сейчас начнется шторм. Лучано говорит, что при особенно сильных ураганах волны долетают до нашей террасы и заливают все водой.

— Не нашей, а твоей. Здесь все твое, — бросает мне Жанна, но все-таки прихватывает с собой ротанговое кресло, уходя обратно в дом.

Тоскливо поеживаясь, он белеет на фоне свинцового неба, готовясь отражать шторм. Шероховатая побелка на стенах словно покрылась мурашками, распахнутые окна глухо постукивают, вырвавшиеся на свободу занавески бесновато пританцовывают по наружной стене. Дом скрипит и стонет сразу всеми ставнями и половицами, будто бы жалуясь на старость, обветшалость и нелегкую судьбу. О том, чтобы идти сейчас в пещеру за забытой сумкой, опять пытаться говорить со Стасом, выдерживать его взгляд, нет и речи. Ну хоть от этого природа избавила меня. На меня падают первые крупные капли.

Забрав все, что можно, в дом, я задвигаю засов, плотно зашториваю окна, и «Вилла Пратьяхара» погружается в полный мрак. Жаннины шаги меряют спальню на втором этаже. Уж не собирает ли она вещи, чтобы уехать? Если это так, то я буду испытывать стыд, но, к чему кривить душой, и облегчение тоже. Я включаю электрический свет, но он выглядит слишком угрюмо и я выбираю свечи. Завернувшись в плед, я пытаюсь читать, но мое внимание то и дело отвлекается на дождь.

Сначала редкие крупные капли барабанят по оставшемуся снаружи столику, пытаются стучаться в окна, потом им на помощь приходят другие, почаще и помельче, и, наконец, после очередной серии оглушающих раскатов грома, вода начинает литься стеной. Вспышки молний пугают меня своей силой и безмолвием, удары грома опаздывают на несколько секунд. Сначала вспышка, потом звук. Свечи дрожат и плавятся от сквозняка, пытающиеся следить за строчками глаза быстро начинают болеть от плохого освещения и я откладываю книгу.