По Садовой-Триумфальной Зотов вырулил на Малую Дмитровку и затормозил у дома Лимона. Тот выглядывал в окно.

— Поднимайся, — сказал он буднично. — Не заперто. Я как раз кончаю укладываться.

Зотов помог ему снести и уложить в багажник два узла и чемодан.

— Зинкино, — кивнул на узлы Лимон. — И приданое малышу.

— Ого! — сказал Зотов. — Поздравляю… Кого ждете?

— Мальчика, — ответил Лимон. — Так врачи сказали. Решили назвать Дмитрием.

— Куда едем? — спросил Зотов.

— В Столбовую, — сказал Лимон. — Зинка небось соплями изошла, меня проклиная. Но сначала заедем в Орехово, заберем мою коробочку. С деньгами — и в пекле можно жить.

Через час они ехали по Каширскому шоссе, медленно лавируя в потоке беженцев. Лимон, напряженно вглядываясь в дорогу, вдруг спросил:

— Ты Олимпиаду помнишь?

— А как же… Восьмидесятый год. В седьмой класс перешел. Мы в Марьиной роще жили, бегали смотреть на Олимпийский комплекс.

— А помнишь, как тогда Москва выглядела? Выйдешь, бывало, на Садовое, аж жутко становится. Никаких тебе мешочников и гостей столицы. Один милиционер стоит столбом на Самотеке, другой у «Форума», третий — на Колхозной. Стоят, друг за другом наблюдают. Вот и теперь… Едем, а мне кажется, что Олимпиада наступила. Погляди на дворы!

Тротуары и дворы были пусты. Цепенел город, еще недавно бывший в ряду мировых столиц. Не рвались бомбы, не горели и не рушились дома. Но из высоток, с площадей и уютных дворов в металлических капсулах машин вытекала жизнь, и Москва все больше становилась похожа на новое кладбище, с памятниками, еще не тронутыми мхом, с не заросшими дикой лебедой узкими проходами между скорбными холмиками. До Орехова они ехали молча. И о прошлом, и о будущем говорить было бессмысленно. Все теряло смысл в резком свете солнца, которое щедро освещало исход. Зотов лишь теперь увидел, как все-таки еще прекрасен город, хоть его и пытались на протяжении почти всей истории лишить собственного лица, изуродовать и испаскудить.

Лифт в доме Зотова не работал, и они побрели на шестнадцатый этаж, задыхаясь, кашляя и хватая воздух, как рыбы, отдышались на лестничной площадке, подошли к квартире Зотова и остолбенели. В двери была выжжена дыра.

— Термиткой ахнули, — со знанием дела предположил Лимон, ощупывая рваные и оплавленные края дыры.

Дверь вдруг приоткрылась, показалась красная физиономия.

— Чего надо, мужики? Мы тут первые…

Лимон молча отпихнул красномордого, и они очутились в прихожей. В черной закопченной кухне, где недавно догорала термитка, гужевалась небольшая компания. Один из пирующих оглянулся и привстал. Зотов узнал соседа Борю.