— Я думал, ты давно смылся — телефон не отвечал…

— Чем занят? — спросил Зотов.

— Водку пью, — сказал Лимон. — Как допью — потрюхаю на Курский. Еще ходят электрички-то… Мне в Столбовую надо, там неподалеку Зинка у тетки…

— Жора, — задумчиво сказал Зотов, — ты уверен, что все делаешь как надо?

— Абсолютно уверен, — сказал Лимон. — На что намекаешь? Я не пьяный — каких-то два стакана засадил. И закусываю хорошо — заливной язык. Зинка мне заливного наготовила и уехала. Тетка, понимаешь, просила в парнике помочь.

— Слушай! О чем мы говорим? — тоскливо спросил Зотов. — Ведь летит все! Ты хоть это понимаешь?

— Я это давно понимаю, — ласково сказал Лимон. — давно все летит не останавливаясь… Каждый день на голову нескладухи сыплются — то понос, то золотуха. Одной хворью больше, одной меньше — какая разница? Я всегда догадывался, что где-то за углом меня подкарауливает глупая и злая сволочь с кувалдой. Всегда знал, потому и спокоен. Приготовился ко всему. Понял? И ничего не жалко. Вот машину увели, не жалко.

— Увели?

— Да… Пошел ныне на стоянку, а там — хоть не подметай, и так чисто.

— Тогда сиди дома, — сказал Зотов. — Сиди и жди меня.

— Слушаюсь, начальник. И твое не выпью.

Зотов вывел «порше» из гаража, развернулся прямо на сыром газоне. Воротца из толстой металлической сетки аккуратно за собой прикрыл. Через дорогу, возле коттеджа Клейменовых, уже никого не было. Валялись обрывки бумаги, да торчала перед крылечком витая вешалка с рогами неизвестного животного. Весь поселок был пуст, словно его еще не успели заселить.

Транспорта на Волоколамском шоссе поубавилось. На летном поле Центрального аэроклуба не стояло ни одной воздушной машины. Не было видно автобусов и на Тушинской автостанции. Только теперь Зотов по-настоящему почувствовал тревогу. Город походил на раненое животное, истекающее кровью.

У Сокола дорогу ненадолго перекрыли автобусы. Уезжали дети. Скорей всего, приютские. Они молча поднимались в салоны — тепло, по-зимнему одетые, с чемоданчиками и рюкзачками, серьезные, как маленькие старики. Зотов подумал о Клейменове и его оравушке и с облегчением вздохнул: слава Богу, сам-то он один. Одному легче выбираться. И подыхать, если доведется, тоже будет легче.

Ближе к центру движение оживилось. Но оно по-прежнему было однонаправленным — на юго-восток. Небольшие пробки на перекрестках быстро расталкивали хмурые эсгебешники, сменившие дорожников. Возле «Динамо» у какой-то «хонды», почти рядом с машиной Зотова, отказал двигатель. Тут же появился бульдозер и, сминая «хонду» в лепешку, отодвинул ее на тротуар. Пожилой мужчина, которого патрули вытащили из машины, не кричал и не протестовал, лишь судорожно морщился, слушая скрежет металла.