Пройсс бесцеремонно распахнул дверь в кабинет и стряхнул с себя воду. Сидевший за столом молодой эсэсовец — а отнюдь не офицер СД, как он ожидал, — оторвал глаза от бумаг и посмотрел на него. Пройсс успел заметить, что стол колченогий.

— Унтерштурмфюрер Брумм, — произнес Пройсс.

— Слушаю, — ответил молодой человек, разглядывая нашивки на мундире Пройсса. — Гауптштурмфюрер, чем могу быть вам полезен? — Брумм покосился на нашивку с эмблемой СД.

— Пройсс, отдел IV B-4, Амстердам, — представился гость. — Мы разговаривали с вами по телефону, унтерштурмфюрер. Я прибыл с этим составом. И хотел бы поговорить с вашим комендантом.

— Гауптштурмфюрер, простите? — этот парень оказался столь же медлительным и непонятливым, как и тогда по телефону.

— Разыщите его мне.

Брумм попытался изобразить улыбку, но она получилась какая-то кислая. Он облизал толстые губы. Пройсс склонился над колченогим столом. Ему показалось, что его нос уловил запашок спиртного.

— Извините, гауптштурмфюрер, но оберштурмфюрер не может сейчас говорить с вами. Он сейчас со Шлезингером, главой еврейской администрации лагеря. Выдает ему номера.

Судя по всему, этот Брумм умелый пьяница. По его разговору не скажешь, что он пьян.

Пройсс выдержал паузу. Его состав прибыл в Вестерборк в целости и сохранности, на этом его полномочия заканчиваются. Он лично проследил за тем, чтобы поезд вошел в ворота лагеря, и теперь евреи — не его проблема, и он может сложить с себя всякую ответственность. Разумеется, это не отменяет тонкой политической игры. Стукни он сейчас кулаком по столу и потребуй Геммекера, он не только бы настроил против себя того, кто сидел за столом, но и наступил бы кое-кому на любимую мозоль, например, Науманну. Потому что и Геммекер, и этот тупица Брумм, и их лагерь — все они были в ведении бригадефюрера.

Так что он должен дважды подумать, прежде чем что-то сказать. Нужно придумать что-то такое, что бы выглядело как веская причина его личного прибытию в лагерь, и при этом не выдать секрета. Ага, кажется, придумал.

— Завтрашний транспорт в… — Он точно не помнил, куда отправят завтрашний состав, хотя, какое это имеет значение? — Во сколько он отходит?

— В одиннадцать, каждый раз в одиннадцать утра, герр гауптштурмфюрер.

— А как насчет охранников? Сколько их будет?

— Не понимаю вас.

— Сколько охранников будет на поезде, унтерштурмфюрер? Неужели это так трудно понять с первого раза? — рявкнул Пройсс, и тесный кабинет наполнился его криком. Впрочем, сдержаться он никак не мог, поскольку им уже овладела головная боль.