Со всех сторон ревели сирены; ничего подобного он никогда не слышал, даже когда устраивал пожары, много лет назад. Сирены не казались особо близкими, но завывали со всех сторон.
– В дерьме, – вслух сказал Джон. – Я в полном дерьме. – Он пнул один из контейнеров. – В дерьме.
Мэйл провел руками по волосам, думая, как выбраться из ловушки. Затем бегом вернулся к фургону, остановился на секунду и побежал дальше вдоль линии контейнеров. Они стояли парами в два длинных ряда, разделенных дорожкой. В некоторых местах, где один или два контейнера отсутствовали, зияли пустоты, как в том месте, где он проезжал.
Мэйл нашел такой двойной прогал и медленно пошел вдоль него, касаясь края контейнера и спотыкаясь о разросшиеся сорняки. Люди в домах с противоположной стороны элеваторов начали просыпаться. Улицу заливал свет, Джон слышал крики. Отражения красных мигалок мелькали в окнах. Повсюду было полно полицейских.
Проклятье, проклятье.
Они его поймали. Или поймают. Фургон в любом случае достанется им.
Мэйл пошел обратно к нему, и тут ему в голову пришло, что если он поставит фургон на пустующее место, его никто не заметит до тех пор, пока по дороге кто-то не пройдет, изучая каждый контейнер. А если полицейский просто бросит быстрый взгляд на дорогу, она покажется ему пустой.
Что ж, это даст ему немного времени.
Джон поспешно вернулся в фургон, сел за руль, отъехал назад на пятьдесят футов и занял место одного из контейнеров. Он сомневался, что когда-нибудь еще увидит свой фургон. Ему придется отказаться от имени Росес и почти наверняка от всех своих компьютеров.
А как быть с отпечатками пальцев? Если они узнают имя Росес, ничего страшного, – но если найдут его отпечатки, ему придется навсегда забыть о спокойной жизни.
Джон снял куртку, рубашку и футболку, потом надел обратно рубашку и куртку, а футболкой самым тщательным образом протер все, к чему прикасался в фургоне. Его разум напряженно работал:
Но потом он подумал: