Готов побиться об заклад, что в Гуантанамо никого не пытали «Пино Нуар» девяносто шестого года.

Сдернул полотенце. Его все еще трясло, тело дергалось помимо его воли. Я перевернул стул на бок.

Из него хлынуло красное вино, потом глубокий сосущий вздох, и на битое стекло хлынула струя рвоты. Я дал ему опорожниться, пока в нем не осталось ничего, кроме желчи.

— Ну что, весело было, Стив Великолепный? У тебя здесь сколько бутылок в погребе — две, три сотни? Мы можем заниматься этим всю ночь.

— Я не… Я не знаю, где она. Клянусь! Если бы я знал, я бы сказал тебе! Я не прикасался к ней… Пожалуйста… — Он закрыл глаза и стукнулся головой о мокрую дверь. — Пожалуйста, я не трогал ее…

— Я тебе не верю.

— Да не трогал я ее, не трогал!

— Докажи. Где ты был в пятницу вечером?

— В Данди. Я был в Данди… Я был в Данди на каком-то мероприятии по борьбе с лейкемией…

Я снова перевернул его на спину и вытащил из стеллажа очередную бутылку:

— Как тебе «Ленгз энд Кутер Шираз» две тысячи первого года? Хороший был урожай, а? — Горлышко бутылки разбилось о каменную стену.

Уоллес вскрикнул:

— Господи, пожалуйста… Я был с моим другом! Я был с моим другом! Я был в Данди со своим другом… — Уоллес зажмурился. — Он женат. Я не прикасался к вашей дочери, клянусь!

Я снова накрыл полотенцем его рот и придавил ботинком голову:

— Давай-ка еще раз проверим, а?

Приглушенные вопли.

Я взял мобильный телефон Стивена Уоллеса, нашел номер его друга и нажал на кнопку затянутым в перчатку пальцем.