– Черт, – голос прозвучал с кухни, но звук шагов начал приближаться. Неожиданно дверь опять громыхнула. И опять.

– Почему ты был так уверен, что в доме никого нет, когда мы тащили ее сюда? – обладатель этого голоса был значительно моложе того, что подошел только что.

– Не знаю, – пауза, за ней опять остервенелый рывок за дверную ручку, – я наводил справки, говорили, что тут давно уже никто не живет. Заброшенное место.

– Будем ломать? – молодой голос сочил нетерпением и жаждой что-нибудь разрушить и обеспечить себе больше впечатлений.

Тот, что постарше, долго не отвечал. Я прижалась ухом к двери насколько могла, чтобы не пропустить ни одного их решения и движения. Я не знала, что буду делать, если они действительно сломают дверь, но догадывалась, что будут делать они. Меня убьют.

Секунды напряженной тишины нарастали, через какое-то время я четко услышала глубокое и немного хриплое дыхание – казалось, что дышат прямо мне в ухо. Я отпрянула от двери – ведь если я так слышу его, значит, он так же слышит меня.

– Ломаем, – последовал короткий тихий ответ. Я зажмурилась и сразу ощутила, что щеки обжигает поток слез. Сквозь раздирающий сознание страх я почувствовала, как ноги, превратившиеся в два деревянных столбика, уже не хотят меня держать. Я что есть силы схватилась за ручку двери, стараясь сохранить тело в вертикальном положении. Не хватает еще упасть! Где-то внутри еще теплилась надежда остаться здесь незамеченной. И она оправдалась!

В тот момент, когда дверь вновь откликнулась тяжелым грохотом, с кухни раздался крик и топот двух пар ног направился в его сторону. Я стояла, облокотившись всем телом о дверь, и слушала то, что происходит в доме. Крик повторился, но тут же сменился сначала плачем, а потом сдавленным мычанием и всхлипами. Меня прошиб пот – крик принадлежал ребенку.

* * *

Я держалась за дверь, мысленно умоляя свои мышцы расслабиться. Мое каменное тело в любой момент могло выдать меня грохотом своего безвольного падения. Тем временем голоса немного стихли, судя по всему, эти люди осели на кухне и о чем-то негромко переговаривались. Ребенка не было слышно. Мне следовало напряженно вслушиваться, но все мои мысли занимал лишь страх того, что я могу упасть.

Надо сосредоточиться на ощущениях. Я вспомнила, как однажды при таком приступе я заставила себя успокоиться, закрыть глаза и постараться представить, как я себя чувствую в нормальном состоянии. Мои мышцы послушны и упруги, они расслабленны. Мое сознание рисует образы моего свободного движения: вот я иду, то ускоряя, то замедляя шаг, в икрах чувствуется приятное натяжение. Натяжение, но не напряжение. «Натяжение, но не напряжение», – мысленно твердила я и к своему великому облегчению почувствовала, как мышцы ног начинает отпускать. Постепенно расслабились руки – я вновь могла ощущать свое тело подвластным мне. Никогда еще прежде у меня не получалось так быстро вернуться в нормальное состояние, словно само подсознание запрограммировало меня на спасение. Мысли, какое-то время идущие в спокойном медитативном потоке, снова лихорадочно засуетились в голове: «Насколько опасны эти люди? Как мне отсюда выбираться? Впрочем, не только мне – ребенка тоже нужно спасать».