Но ни я, ни Жан-Клод не выпускали носилок во время четырехчасового спуска через все лагеря, даже когда шерпы сменяли один другого. Один или два раза, после особенно трудного участка — например, после спуска на ледник и подъема по его крутому склону, — Пемба прижимал кислородную маску к лицу Жан-Клода, а затем к моему лицу, и мы немного дышали «английским воздухом», а затем шли дальше. Лицо Бабу Риты под замшевой маской казалось лицом спящего.
Доктор Пасанг встретил нас в первом лагере, попросил поставить носилки на какой-то ящик и при свете фонаря бегло осмотрел Бабу.
— Думаю, ваш мистер Дикон правильно определил, что признаков перелома шеи или позвоночника нет, — сказал он. — Мы должны спустить его ниже. Вы в состоянии нести его дальше, в базовый лагерь, или мне найти свежих носильщиков?
Мы с Жан-Клодом не желали передавать кому-либо свои углы носилок. Разумеется, это было абсурдно, поскольку мы как будто наказывали себя, но тогда я думал — и по сей день не изменил своего мнения, — что мы, и в особенности я, заслуживали наказания. Если бы мы не вели себя как глупые школьники… если бы я не начал все это с дурацкого, детского бахвальства, Бабу Рита сидел бы теперь за ужином в третьем лагере и смеялся вместе со своими друзьями шерпами.
Мы добрались до базового лагеря около одиннадцати вечера. У больничной палатки подняты боковые клапаны; для высоты 16 000 футов ночь на удивление теплая. Ни ветерка. На свесах крыши шипят несколько керосиновых фонарей, и я вижу, почему доктор Пасанг предпочитает проводить серьезные медицинские процедуры именно здесь, где воздух плотнее и теплее и лампы дают более яркий свет, чем в других лагерях.
Четверо шерпов, которые спустились вместе с нами, расходятся по своим палаткам, а мы с Пасангом опускаемся на пол медицинской палатки и смотрим, как врач внимательно осматривает рану Бабу Риты. Руки у меня устали, и мне кажется, что я никогда не смогу их поднять.
Во время получасового обследования, во время которого доктор Пасанг измерил давление, пульс и другие жизненные показатели Бабу, очистил рану и наложил свежую повязку, не было произнесено ни слова. Наконец он снова надел на лицо шерпы кислородную маску, включил подачу кислорода на максимум, прикрыл раненого двумя одеялами и убрал одну из ламп и оба зеркала, которыми пользовался.
— Насколько все плохо, доктор Пасанг? — не выдержал я.
— Дыхание поверхностное и затрудненное, пульс слабый, — ответил он. — С вероятностью девяносто пять процентов у Бабу образовалась гематома — сгусток крови в мозге — после удара головой о камень.