— Как самочувствие, Джейк?

Я вижу, что она не пользуется кислородом, и радуюсь, что не успел вытащить свой баллон из палатки.

— Превосходно, — глухо отвечаю я. Если в пятом лагере у меня было ощущение, что череп набит шерстью, то здесь, в шестом лагере, голова кажется абсолютно пустой, если не считать боли… которая резко усиливается от разговоров и мыслей.

— Вы всю ночь кашляли, — говорит Реджи.

Я заметил. Постоянный кашель — полагаю, вызванный тем, что на этой высоте невероятно сухой воздух проникает в мельчайшие легочные пузырьки, иссушает слизистую оболочку горла, — иногда вызывает такое чувство, что ты в буквальном смысле выкашливаешь свои внутренности.

— Просто холодный воздух, — отмахиваюсь я. Честно говоря, у меня такое чувство, что у меня в горле застряло что-то твердое. Эта мысль вызывает тошноту, и я стараюсь на ней не задерживаться.

Реджи раскидывает руки.

— Я подумала, что вам захочется посмотреть рассвет.

— О… да… спасибо, — бормочу я.

Боже, как он прекрасен… Часть моего заторможенного мозга и жаждущей тепла души смутно ощущает эту красоту. Через секунду реальность открывшейся передо мной картины и капелька тепла восходящего солнца начинают проникать в полудохлый кусок замороженного, кашляющего и дрожащего мяса, в который я превратился.

В этот момент мы с леди Кэтрин Кристиной Реджиной Бромли-Монфор, вне всякого сомнения, находимся выше всех людей на планете, которых коснулись лучи восходящего солнца. Я смотрю влево и вытягиваю ноющую шею, чтобы увидеть вершину Эвереста — так близко и так бесконечно далеко! — всего в 2000 непреодолимых футов над нами, меньше чем в миле на запад вдоль кромки гребня, и сияние солнца, своим светом благословляющего рыжеватые камни пика. Сверкающие снежные поля пирамидальной вершины ниже последнего вертикального участка, ведущего к самому пику, кажутся чем-то божественным, чем-то неземным.

«На этой высоте иной мир. Люди не созданы для него. — Я ошеломлен, но чувствую, как откуда-то из глубины подступает паника. И одновременно в голову приходит совсем другая мысль: — Судьбой мне предназначено быть здесь. Я ждал этого всю свою жизнь».

Что там говорил Джон Ките о «негативной способности» — когда в голове у тебя две противоречащие друг другу идеи и ты не пытаешься их примирить? Не помню. А может, это вовсе не Ките… может, это говорил Йейтс, или Томас Джефферсон, или Эдисон. Черт… о чем я только что думал?

— Вот, выпейте, — говорит Реджи и вручает мне один из термосов. — Не горячий, но кофеин в нем есть.

От едва теплого кофе меня тошнит, но я прихожу к выводу, что извергнуть из себя этот напиток прямо на Реджи — это не самый лучший способ поблагодарить ее за то, что она встала до рассвета, чтобы приготовить мне утренний кофе.