— Что ты хочешь знать, Жан-Клод?
— Когда ты стал буддистом?
— В июле тысяча девятьсот шестнадцатого, — прошептал Дикон. — Но, к счастью для нас всех, я плохой буддист. Если у меня будет возможность убить этих людей, которые лишили жизни наших шерпов, я убью их без каких-либо сожалений или колебаний. Тогда вы сможете называть меня бывшим буддистом.
Второй раз за последние двадцать четыре часа я почувствовал, как покрываются мурашками руки, а волосы на затылке встают дыбом. «Убить всех этих людей? Как, черт возьми, он это сделает, когда у них настоящее оружие, а у нас только маленькие игрушечные ракетницы?»
— Я пойду с тобой, куда прикажешь, — сказал Жан-Клод.
— Я тоже. — Был ли я искренен? Да.
— Я останусь с леди Бромли-Монфор, что бы она ни решила, — сказал Пасанг. — И буду исполнять приказы того, кому она подчинится.
Дикон потер лоб, словно не хотел снова принимать на себя командование в ситуации, когда люди будут убивать и сами могут погибнуть.
— Если мы вернемся на ледник и пойдем к третьему лагерю, повернуть назад уже вряд ли получится. Вы должны доверять нашим решениям… в данном случае — нашим с Реджи. За ней остается общее руководство экспедицией. На мне — восхождение и боевые действия.
— Вы можете сказать, почему поиски тела Бромли гораздо важнее, чем мы думали? — прошептал Же-Ка, обращаясь к Реджи.
Леди Бромли-Морфор снова прикусила окровавленную губу и посмотрела на Дикона.
— Если мы благополучно доберемся до четвертого лагеря на Северном седле, я скажу вам причину, — ответил тот. — Если же нам придется бежать в Шекар-дзонг и дальше на восток, лучше этого не обсуждать.
— Хорошо, — сказал Жан-Клод, как будто Дикон что-то объяснил.
Я пребывал в полной растерянности, но спорить не стал.
Далеко впереди, выше и восточнее нас, внезапно появилось красное свечение. Мы несколько минут молча наблюдали за ним.
— Это на леднике, — прошептала Реджи. — Ближе к нам, чем к третьему лагерю. Красный сигнальный огонь?
— Слишком долго горит, — покачал головой Дикон. — Даже для железнодорожного осветительного патрона.
— Жутковатый свет. — Реджи поежилась.
— Как будто кто-то открыл для нас врата ада, — сказал Жан-Клод.