— Жаль, что эти проклятые вороны добрались до его лица, — вырвалось у меня.
— Но не до этой половины. — Доктор Пасанг снял две пары варежек и пальцем в тонкой перчатке указал на странные прозрачные полоски, свисающие с правой стороны лица бедного Ирвина. — Кожа сошла после ужасного солнечного ожога, полученного при жизни, — сказал он. — Это — особенно с кислородной маской, глубоко врезавшейся в обожженную плоть, — причиняло ужасную боль в последние дни и часы его жизни.
— Ирвин никогда бы не стал жаловаться, — ровным голосом сказала Реджи.
Дикон заморгал.
— Я почти забыл, что в прошлом году вы встречались с ним на вашей плантации в Дарджилинге.
Реджи кивнула.
— Сэнди казался очень милым молодым человеком. Мне он понравился гораздо больше, чем Джордж Мэллори. — Она указала на брезентовую сумку и на карманы норфолкской куртки Ирвина. — Нужно посмотреть, что у него было с собой.
— Прошу нас извинить, мистер Ирвин, — произнес Дикон и расстегнул клапан противогазной сумки и начал вынимать ее содержимое.
Как и у Мэллори, внутри оказались личные вещи — коробочки с леденцами от горла, несколько документов, такой же кожаный ремешок для крепления кислородной маски, — а также маленький, но тяжелый фотоаппарат.
— Я убежден, что это «Кодак» Джорджа Мэллори, — сказал Дикон.
— Совершенно верно, — подтвердила Реджи. — Он показывал его леди Литтон и брату Гермионы, Тони Небуорту, во время моего прощального ужина на плантации Бромли, вечером накануне их отъезда в марте прошлого года… год назад.
— Давайте все наденем очки, — сказал Дикон. — Снег очень яркий. — Он протянул нам фотоаппарат и предупредил: — Пожалуйста, не уроните.
Тяжелый черный фотоаппарат размерами не превышал банку сардин. Он без труда помещался в большой нагрудный карман рубашки обоих альпинистов, но Ирвин почему-то предпочел носить его в брезентовой сумке. Же-Ка, испытывавший меньше почтения к историческим артефактам, чем я, разложил складную камеру, раздвинув гофру, прикрепленную к металлическим шарнирам. Механизм раскрылся легко, как будто не пережил летний муссон, бесконечную зиму и бурную весну на высоте 28 000 футов на склоне Эвереста.
Видоискателя у камеры не было. Чтобы сделать снимок, следовало держать фотоаппарат на уровне груди и смотреть на очень маленькую призму. Затвор срабатывал от крошечного рычажка. Конструкция была чрезвычайно простой, с «защитой от дурака».
Держа камеру у груди, Же-Ка отступил на шаг от нас пятерых — включая тело Ирвина — выше по склону.
— Изображение перевернуто, — сообщил он. — Скажите «сыр».