Как это ни удивительно, я узнал голоса, которые слышал в Мюнхене. Грубый, низкий голос принадлежал телохранителю того крайне правого политика… как же его звали, того телохранителя? Ульрих Граф.
Обладатель второго голоса тоже сидел за нашим столом в тот вечер — он говорил мало, но я узнал его шепелявый выговор. Артур Фольценбрехт.
—
Перед моими глазами предстала сюрреалистическая картина: кровавая маска, в которую превратилось лицо Пасанга, с закрытыми глазами и губами, движение которых почти скрывала засохшая кровь, начала синхронно переводить. Если я и знал, что доктор говорит по-немецки, то напрочь забыл.
— Штурмбаннфюрер СС Зигль сказал остановить их, и я их остановил.
Мне потребовалась целая секунда, чтобы вообразить, что Пасанг переводит слова Графа, а еще через секунду до меня дошло, что «они», которых нужно остановить, — это мы с Пасангом.
—
— Идиот! Штурмбаннфюрер Зигль сказал, чтобы мы не дали им выйти из долины. Но не стрелять в них! — шепотом перевел Пасанг.
Ветер принес нам голос Ульриха Графа, с интонациями глупого, капризного ребенка:
—
— Да, но разве мои выстрелы их не остановили? — прошептали окровавленные губы Пасанга.
Я услышал, как вздохнул Фольценбрехт.
—
— Штурмбаннфюрер Зигль приказал допросить их, потом обыскать на предмет фотографий. Но оба не выглядят достаточно живыми, чтобы их можно было допросить.