Я почувствовал, как во мне пробуждается надежда. Я упал так, что правая рука оказалась внизу, и теперь эта рука медленно двигалась, миллиметр за миллиметром, сначала под анорак, потом к правому карману пуховика Финча, где лежал револьвер «уэбли», больно впившийся мне в ребро.

— Was sollen wir nun machen? — сказал Граф. — Warten bis einer von ihnen wieder zu sich kommt?

Я уловил слабое движение со стороны Пасанга и понял, что он тоже перемещает руку к «люгеру» в кармане пуховика. Я с трудом расслышал его перевод:

— И что мы будем делать? Ждать, когда один из них очнется?

Ответ Фольценбрехта показался мне грубой имитацией немецкой пастушьей песни.

— Nein, vergiss das Verhör. Töte sie erst, und dann suchen wir sie ab. Aber nur einen Kopfschuss, nicht in ihre Körper.

— Нет. Забудь о допросе, — быстрым шепотом переводил Пасанг. — Сначала убьем их, потом обыщем. Только стреляй в голову, а не в туловище.

Эти слова убедили меня рискнуть и вытащить «уэбли» из кармана. Мой указательный палец нащупал скобу, затем спусковой крючок. Большой палец лег на курок. Я вспомнил: Дикон говорил мне, что у револьвера нет предохранителя. Пасанг опять слегка пошевелился, вытаскивая «люгер».

— Warum denn? — спросил Граф.

— Почему? — перевел Пасанг, и я понял, что этого тупого телохранителя интересует не причина, по которой нужно застрелить меня и доктора Пасанга, а почему нужно стрелять в голову, а не в туловище.

— So dass wir keine Fotos beschädigen, im Falle sie welche bei sich haben, Du Scheisskopf, — гаркнул Фольценбрехт. — Sturmbannführer Sigl sollte bald aus den Bergen zurückkommen. Stell Deine Schmeisser auf einen Schuss. Los, los!

Послышался хруст гравия под их ботинками, и еще до того, как Пасанг успел прошептать перевод, я догадался, что имеет в виду Фольценбрехт.

— Чтобы не повредить фотографии, если снимки спрятаны где-то на них. Штурмбаннфюрер Зигль скоро спустится с горы, так что переключай свой «шмайссер» на одиночный огонь и пойдем…

«Шмайссер»! Этот проклятый пистолет-пулемет! Нацистские ублюдки собирались выстрелить нам в голову, чтобы не продырявить непристойные фотографии, которые были у каждого из нас — у меня в брезентовой сумке, а у Пасанга в большом кармане шерстяной куртки. Через несколько секунд они пристрелят нас, а потом обыщут наши трупы. Время вышло.