Бандит Джимми-хан что-то сказал на тибетском, и Пасанг перевел.
— Джимми-хан говорит: хорошо, что вы очнулись.
Судя по нашей предыдущей встрече месяц назад, Джимми-хан понимал английский и немного говорил на нем.
— Почему я привязан, Пасанг? Я пленник?
— Нет, — ответил высокий шерпа. — Вы бредили, Джейк. Я решил удалить пулю, пока вы находились без сознания, а веревки были единственным способом удержать вас, чтобы вы не сбили повязку. — Он достал из кармана изогнутый нож и перерезал стягивающую мои запястья веревку.
— Я получил пулю в спину, но остался жив? — Голова у меня болела и кружилась.
— В нас обоих, по всей видимости, стрелял мистер Ульрих Граф — на его теле нашли документы, — сказал Пасанг. — Попавшая в меня пуля пропорола кожу головы и оставила бороздку на черепе. Я ненадолго потерял сознание. Пуля, застрявшая у вас в верхней части спины, пробила, насколько я могу судить, оба кислородных баллона, стальную арматуру регулятора подачи кислорода, а также печку «Унна» и два котелка, которые вы несли в противогазной сумке за плечом. Да, а еще пуля прошла через алюминиевую раму кислородного аппарата, прежде чем попасть в вас. И потеряла б
Я удивленно заморгал. Голова у меня болела сильнее спины. Меня подстрелили!
— Откуда вы знаете, что в нас стрелял именно Граф?
— Я нашел расплющенную пулю, оцарапавшую меня, под камнем, около которого мы стояли, — объяснил Пасанг. — Но окончательный ответ дала та пуля, которую я извлек из вашей спины. Обе девятимиллиметровые пули из патрона «парабеллум»… Вам повезло, что стреляли с большого расстояния, — иначе вы были бы мертвы.
— У Артура Фольценбрехта тоже в руке был «люгер», когда он приближался к нам в те последние секунды, — пробормотал я. «Какая разница, кто из этих нацистов в нас стрелял?» — мелькнуло у меня в голове.
— Совершенно верно. — Пасанг протянул мне сплющенный кусочек свинца. — По всей видимости, кончики девятимиллиметровых пуль для «шмайссера» маркируются черной краской. Обе наши пули имеют черные кончики. Такими же было заряжено оружие Графа.
Я сел на подушках и покачнулся — кружилась голова.
— А что случилось с Графом и Фольценбрехтом? — Я пытался вспомнить, продираясь сквозь боль и туман в голове, но помнил только, как начал поднимать «уэбли», потом мелькание чего-то серого, темные фигуры среди кружащегося снега, крики.
— Хороший вопрос, — ответил Пасанг. В его голосе слышалось что-то вроде предупреждения, но я был слишком поглощен своей болью и не обратил на это внимания.