— Это я, — сказала Валерия. — Давай, открывай.

Дверь заскрипела, раскрылась пошире. Бродяга в большой черной кожаной куртке с чужого плеча неловко посторонился и согнулся в полупоклоне. В спине у него что-то хрустнуло.

— Здравствуйте, госпожа Альтера, — просипел он. — Вот, ждем Вас.

Валерия присмотрелась. Бродяга был ей незнаком.

— Новенький, что ли? — спросила она. — Как зовут?

— Витя, — ответил привратник и вновь неуклюже согнулся. — Витя Богомаз. Две недели, как тут.

Валерия принюхалась. Спиртным от Вити Богомаза не пахло. Это хорошо: в остальные дни пусть делают, что угодно, но сегодня все должны быть трезвы, как стекло.

— Знаешь, что сегодня тут будет, Витя? — строго спросила она.

— Да, — пробормотал он. — Мне это…говорили…рассказывали…

— Ну хорошо, — сказала Валерия и шагнула через порог. — Неси службу дальше. Надежда Петровна у себя?

— Да, — закивал Богомаз. — Тоже Вас ожидает. Сумочку помочь донести?

— Не надо, я сама. За дверью смотри.

Валерия протиснулась мимо бродяги, стараясь не задеть своим черным пальто его грязную куртку, и стала подниматься по узкой каменной лестнице без перил, с истертыми, покосившимися ступенями. Сквозь грязные стекла, едва держащиеся в ветхих тонких рамах широких окон, просачивался ночной свет. Желтый луч плясал впереди, выхватывая из темноты пятна облупившейся краски на стенах, неряшливые мазки граффити, куски обвалившейся штукатурки.

Валерия поднялась на второй этаж и шагнула в черный дверной проем, зияющий, как дыра в пустоту. Направо, вдоль всего здания, тянулся длинный узкий коридор, в конце которого тускло светилось окно, похожее на лунный камень. В стенах коридора белели деревянные двери, частью закрытые, частью распахнутые настежь. На некоторых еще сохранились таблички с именами врачей и названиями кабинетов. Истертый линолеум тускло блестел в темноте. Здесь было чисто, ни сора, ни грязи, и в воздухе не воняло мочой и экскрементами, как обычно бывает в заброшенных зданиях; только дух запустения, запахи пыли и влажного холода. Обычно еще пахло дымом и тошнотворным, наваристым жиром, но в эту ночь самодельные печи зажигать запрещалось. Насельники Виллы Боргезе держали временный пост. Справа вниз уходила широкая парадная лестница; напротив нее висели, покривившись на согнутых петлях, большие раскрытые двери, ведущие в бывшую домовую церковь, переделанную когда-то под актовый зал. На месте, где раньше располагался алтарь, громоздился бесформенной грудой всякий мусор, посередине, перед огромными окнами, стояла железная койка с рваным матрасом — место ночного дежурного сейчас пустовало.