Спустя два дня Симона поделилась впечатлениями:

— Ты знаешь, я выходила из гостиницы, этот Алик остановил меня у дверей. У меня создалось впечатление, что он сидел в кресле холла и специально ждал, когда я пройду мимо.

— И что он хотел? — невозмутимо спросил Одинцов.

Девушка бросила быстрый взгляд на спутника и произнесла:

— А ты не догадываешься?

— Нет… странно даже, ты же не шахматистка, — недоуменно ответил Виктор. Ему в голову не могла прийти следующая мысль Симоны:

— Не шахматистка, но женщина…

Виктор остановился как вкопанный:

— Он?? Не может быть!

— Еще как может! Старый, потертый временем ловелас. Намекал, что в постели так же хорош, как на страницах изданий.

— В смысле — работает со скоростью печатного станка? — засмеялся Одинцов.

— Еле отвязалась! Говорил, что от благожелательного отношения прессы в его неповторимом лице зависит твое шахматное будущее.

— Ну ну. Как только тиснет что хорошее, сразу силы возьмутся и вдохновение прилетит!

— Каждый считает, что его работа — самая важная.

— Не люблю этих околошахматных жучков! Так крутятся возле игроков, отпихивая локтями друг друга, — смотреть противно! Все припасть к корыту хотят, похрюкать, почавкать, взносы собирают, фондов насоздавали, только плати! Тьфу!

Виктор Одинцов вышел из редакции, что находилась недалеко от Арбата, и облегченно вдохнул грудью весенний воздух. Он не понимал настроения Алика Сношаля. Тот под маской деланного добродушного гостеприимства не мог скрыть проскальзывающей к собеседнику ненависти, зависти и злобы. Отдельные вопросы, с «подковыркой», с двойным, а то и тройным «дном» задавались самым доброжелательным тоном. Виктор не знал, что буквально накануне, два дня назад, в ресторане гостиницы «Россия» произошел следующий диалог Симоны с нестареющим Шуриком.

— О! Какая встреча! Надеюсь, за Вашим столом свободно? — девушка повернулась вправо, усмехнулась: Сношаль, старательно втягивая вовнутрь солидный животик, галантно наклонил неумолимо лысеющую голову.