Несколько придя в себя, Великая Екатерина велит Призракам готовить носилки.

Ее уносят, а когда я пытаюсь идти следом, карлик велит остаться.

Возвращается Мордоворот. Сняв с несчастной седло, он подзывает знаком меня и завязывает глаза.

– Держитесь за руки, – советует он.

Небольшая задержка в душевой, где девушку отмыли от краски, и мы движемся дальше.

В коридоре Мордоворот снимает с нас повязки и, разведя по камерам, закрывает их.

Опустившись на кровать, засовываю руку в карман. Там лежит черная полоска ткани, которой мне завязали глаза, когда из покоев Великой Екатерины мы следовали в зал оргий.

Приводят очередных узников. Прогуливающийся вдоль камер бомжеватый мужик о чем-то спрашивает Петра Евгеньевича. Тот отмахивается.

Мужик забрасывает автомат на плечо и идет в обратную сторону.

Постепенно все узники возвращаются в камеры.

На обед достаются консервированные овощи и жирная тушенка.

Закончив с едой, вытираю губы клочком туалетной бумаги. Тушенка старая, и от нее во рту остается какой-то неприятный привкус.

Пробую смыть его водой, не выходит.

– Иди к Великой Екатерине, – открыв камеру, кивает карлик. Во взгляде его столько же тепла, сколько в межзвездной пустоте. Негде ей взяться.

Сунув дежурной пустой стаканчик, спешу к караулке.

Жующий Мордоворот кивает – проходи.

Проскользнув в приоткрытую дверь, сворачиваю к надзирательской половине.

Дверь приоткрыта. Меня ждут.

Призраки переругиваются, нервно жестикулируя. Близнецы. Теперь становится понятна их схожесть.

– Чего так долго? – бурчит плешивый.