– Не сегодня.
– Хорошо, – сказал он. – Это подождет.
Глава 46
Глава 46
Мишель Дойс нравилась больничная еда, такая мягкая и бледно-серого цвета. Она ни на что не походила. Попадались порции, по вкусу немного напоминавшие рыбу, под густым серым соусом. Но у нее не было ни костей, ни определенной формы. Попадались порции, по вкусу немного напоминавшие курицу, тоже с густым серым соусом, тоже без костей и формы. Глядя на эту еду, никак нельзя было ожидать, что она пошевелится и заговорит с тобой. Дни Мишель не нравились. Ее окружало слишком много предметов, вызывавших подозрение, что еще чуть-чуть – и они начнут колотить ее по голове; слишком много цветов, и звуков, и покалываний на коже, которые переплетались и спутывались так, что она уже не могла различить, где цвет, а где звук. И то и другое просто окружало ее, словно буря, в центре которой она бродила, не в силах найти выход.
Люди приходили и уходили. Иногда они так быстро двигались и говорили, что сливались в одно размытое пятно, и она ничего не могла разобрать. Она словно стояла на платформе вокзала, а они сидели в поезде, который здесь не останавливался и проносился мимо со скоростью в сто миль в час. Иногда они пытались что-то ей сообщить, но что именно – она уловить не могла. С соседями по палате было то же самое. Она видела и слышала их так, словно их неожиданно освещали резкие вспышки света, и ей казалось, что они постоянно кричат, вопят от боли, или гнева, или отчаяния, и сама начинала ощущать их боль, и гнев, и отчаяние. День за днем она жила словно в окружении работающих отбойных молотков, и сирен, и электрических зуммеров, и вспышек света, вонзающих острые ножи с зазубренным лезвием в ее глаза, уши и рот. Словно в ее тело проник целый рой насекомых, и они пытались процарапать и прокусить выход своими острыми челюстями и когтями. Каждый день она находила разные предметы и прятала их, а потом аккуратно раскладывала. Среди этих предметов были обмылки из ванной, маленький кусочек серебряной обертки от таблетницы, кусок лейкопластыря, винтик. Она разложила их в таблетнице, которую медсестра оставила на полке у ее кровати. Она разглядывала их, потом внезапно решала, что они лежат в неправильном порядке, и тогда снова доставала их и перекладывала по-новому, правильно.
Чаще всего ей было плохо. Ей казалось, что ее выбросили на скалу посреди моря, оставили в полном одиночестве, и она страдала от излишней жары или холода, от излишней сухости или влажности, и ей никак не удавалось поспать, потому что если бы она уснула, то ее смыло бы со скалы, проволокло по камням, унесло в море, и там бы она и сгинула.