Эбигейл нравились ее ступни – изящные, маленькие, узкие и пропорциональные – неизменно вызывавшие откровенную зависть у подруг. А эти истертые, распухшие куски плоти никак не могли принадлежать ей. Скорее, они напоминали отбитое тресковое филе, бланшированное и полупрозрачное, с волдырями размером с серебряный доллар на пятках и лодыжках и лохмотьями содранной кожи цвета арбузной мякоти.

Девушка поднялась и попыталась пройти на цыпочках, чтобы не мучить себя болью.

Ей было некомфортно одной в кухне, хотя сверху и доносились обрывки телефонного разговора. Прихватив кружку, Эбигейл отправилась на поиски ванной, но попала в небольшой кабинет с развернутым в сторону окна поцарапанным письменным столом. Места на нем едва хватило для компьютера, принтера и факса.

Выглянув в окно с гранулированным стеклом, Фостер увидела, что дождь сменился снегопадом.

Далеко в темноте мелькнули и исчезли, поднимаясь по наклонной, красные огоньки. Вначале журналистка подумала, что ей это только привиделось, но потом она нашла другое объяснение: какая-то машина поднималась по крутому склону к югу от Силвертона в направлении перевала Молас.

Она огляделась. С потолка свисали давно не поливавшиеся паучники[33], а одну стену украшала пара кожаных снегоступов. Ее внимание привлек фотомонтаж в рамке рядом с ними: зазубренные горные вершины под заголовком «54 ЧЕТЫРНАДЦАТИТЫСЯЧНИКА КОЛОРАДО».

Эбигейл отпила чаю. Возле стола стояли два книжных стеллажа из неполированной сосны, но вместо книг на полках были представлены реликвии прошлого: ржавые железнодорожные костыли, старая ослиная подкова, крюки и кошки, сделанные в сороковые годы… Пожалуй, больше всего девушку заинтересовали фотографии Силвертона, размещенные на двух средних полках обоих стеллажей.

С одной стороны стояли снимки современного города и зданий на Грин- и Блэр-стрит – суда, городского совета, «Гранд-Империала». Все они возвышались на фоне пламенеющих осинами горных склонов и чистейшего голубого неба, того неба, которое есть только в Скалистых горах Колорадо на высоте девяти тысяч футов. На других снимках присутствовали узкоколейная железная дорога Дуранго – Силвертон, поезд, остановившийся в солнечный день на Двенадцатой улице, и высунувшиеся из полувагона, улыбающиеся и машущие руками туристы, приехавшие на несколько часов в романтизированный шахтерский городок, чтобы перекусить в обновленных салунах и борделях, посмотреть на постановочные перестрелки и сфотографироваться в костюме времен Дикого Запада. Дети из таких поездок возвращались в неизменных ковбойских шляпах и с игрушечными револьверами, и несчастным родителям предстояло еще долго слышать от своих отпрысков выражения вроде «Как дела, партнер?» и «Проваливай!»