— А сколько у тебя есть?

— Меньше пятидесяти.

— Подумаем, что можно сделать.

Она посмотрела на него с удивлением:

— Что это значит? Ты хочешь сказать, что сможешь раздобыть денег здесь, в тюрьме?

Карл Ли поднял брови, погрозил жене пальцем. Не ее это дело — задавать ему такие вопросы. Брюки все-таки носит он, хоть и в камере. Он по-прежнему глава семьи.

— Прости, — прошептала Гвен.

Глава 24

Глава 24

Приникнув глазом к трещинке в одном из витражей своей церкви, преподобный Эйджи с удовлетворением наблюдал за тем, как во двор один за другим въезжают блестящие «кадиллаки» и «линкольны». Сегодня, в воскресенье, он назначил на пять часов заседание церковного совета: нужно обсудить ситуацию с делом Хейли, выработать стратегию действий на последние три недели, оставшиеся до суда, нужно подготовиться к приезду адвокатов ассоциации. Еженедельные сборы пожертвований приносили ощутимые результаты: всего на сегодняшний день в округе было собрано более семи тысяч долларов, и почти шесть из них преподобный отец поместил на специальный счет Фонда защиты Карла Ли Хейли. Семье Хейли не было передано ничего. Эйджи ждал указаний ассоциации, сам он считал, что все деньги должны идти непосредственно в фонд. Семью, если уж она будет голодать, могут покормить сестры в церкви. Наличные потребуются на другие дела.

Совет обсуждал новые способы поднять сборы. Не так-то просто заставить небогатых в общем-то людей расстаться с деньгами, но поскольку в их памяти пока еще свежи все события, сейчас самое время попробовать чуть надавить на прихожан, порастрясти их кошельки. Сделать это позже будет просто невозможно.

Члены совета договорились встретиться на следующий день в Клэнтоне, в церкви Спрингдэйл. Люди из ассоциации должны были прибыть в город к утру. Никакой прессы — заседание будет чисто рабочим.

* * *

Норману Рейнфилду был тридцать один год, и он считался признанным гением в уголовном праве. Прославился он еще десять лет назад, когда стал самым молодым выпускником Гарвардской юридической школы, получив диплом в двадцать один год. Он наотрез отказался от исключительно выгодного предложения влиться в состав сотрудников одной из самых престижных на Уолл-стрит юридических фирм, которая к тому же принадлежала его отцу и деду. Вместо этого он выбрал карьеру адвоката Ассоциации борцов за гражданские права черного населения и все свое время тратил на то, чтобы без устали спасать от смертной казни черных жителей Юга. В своем деле он был высококлассным специалистом, и не его вина в том, что успеха, несмотря на весь свой талант, он добивался редко. Большинство тех черных южан, равно как и большинство тех белых южан, которым грозила смерть в газовой камере, заслуживали такой смерти. Однако Рейнфилд и его команда защитников работали не совсем впустую: даже когда они проигрывали, они умудрялись значительно продлить пребывание своего подзащитного на этом свете путем бесконечных протестов, жалоб и апелляций. Четверо из его клиентов были казнены — кто в газовой камере, кто на электрическом стуле, кто при помощи смертельного укола, — и Рейнфилд считал, что это уж чересчур. Все четыре раза он наблюдал за тем, как они умирают, и после каждой казни в нем крепло стремление в нарушение всех законов и любой этики послать ко всем чертям суд и его почтенного председателя, порвать в клочья любой мандат и вообще сделать что угодно, лишь бы остановить это узаконенное убийство одним человеком другого. Незаконные же убийства, те, которые с таким мастерством и жестокостью совершались его подопечными, Нормана не интересовали. Не его это было дело — размышлять о таких убийствах, вот он и не думал о них. Зато против убийств разрешенных, убийств, так сказать, официальных он направлял весь свой профессиональный талант, все благородное негодование своей праведной души.