И, больше не глядя на них, в три летящих прыжка преодолела расстояние до цыганского дома и исчезла в воротах.

Ка поднял руки и присел. Руки у него оказались такими длинными, что все три собаки оказались в полукольце: позади них высился забор.

Собаки ощетинились, припали к земле, медленно отступали, рыча. Только Рыжая сделала попытку проскользнуть под рукой Ка, но не смогла, и отлетела к забору.

Туман все еще не рассеялся. И в этом тумане позади мертвеца засветились два ярко-желтых огромных глаза. Взревел двигатель, и глаза стали стремительно приближаться.

В самый последний момент Ка почувствовал угрозу сзади. Он обернулся, привставая. Но подняться на ноги не успел. Огромные желтые глаза приблизились вплотную и какая-то неведомая, страшная сила, более грозная, чем сила самого Ка, ударила его в колени и подбросила высоко вверх.

Ка издал странный звук. Он упал на ветровое стекло, побежавшее трещинами.

Прямо перед собой Санька увидел темное неживое лицо с разорванной щекой и обнажившимся краем белой кости.

Санька хотел заорать, но тут Витек резко затормозил, и Санька разинутым ртом налетел на поручень над «бардачком». Боли он не почувствовал, и продолжал беззвучно орать; изо рта заструилась кровь.

Ка снесло с капота, он упал на дорогу и покатился.

Полежал секунду-другую, — и зашевелился.

У него были переломаны ноги, но он умудрился подняться, как бы соскальзывая, припадая на руки. Темное лицо, поднятое к машине, ничего не выражало.

— Так, да? Так?? — заорал Витек, сдал назад, и снова рванул вперед.

* * *

Белой вдруг не стало. Вместо неё в воротах оказался человек в помятой милицейской форме, почему-то без зимней куртки, и даже без шапки.

Он вошел в ярко освещенный уличными лампочками двор. Увидел трех или четырех собак, чуть ли не разорванных на куски, увидел человека, лежавшего на крыльце, свесив курчавую голову с нижней ступеньки. Неподалеку, привалившись спиной к фундаменту, сидела толстая женщина в одной рубашке. Голова ее была вывернута, и глаза, обращенный вниз, тускло отражали свет.

Милиционер постоял, прислушался.

Двери сараев были выломаны, на снегу почему-то валялись изуродованный велосипед и конский хомут.

А на снегу там и сям светились пятна крови.

Милиционер перешагнул через труп на крыльце, миновал темные, заставленные какими-то бочками сени, и вошел в большую комнату. Мебели здесь почти не было. Только кухонный стол, какие-то лежанки вдоль стен, накрытые чем-то пестрым, и несколько ковров на полу и на стенах.