— Пришел мой следующий пациент.

— Разговор еще не окончен. — Джон встал и обнял ее. Возле двери он обернулся. — Может, поживешь недельку в моем загородном доме? Побудешь там, проветришь комнаты, польешь цветы. Хорошенько все обдумаешь вдали от суеты. Ангус не выдержит поездки на машине.

— А это мысль! Может быть. Спасибо за предложение! — поблагодарила Мадлен, со слабой улыбкой глядя, как его массивная фигура протискивается в двери.

Она уже протянула руку, чтобы взять трубку, и остановилась. Сама мысль о миссис Хартли-Вуд и ее жалобах вызывала оскомину. Наконец она сняла трубку.

— Пусть войдет, Сильвия.

— Миссис Хартли-Вуд только что звонила и сказала, что на несколько минут задерживается. Не может припарковаться.

— Ладно. Спасибо.

Мадлен откинулась на спинку стула. Она согласна с Джоном: следует обратиться к психотерапевту. Она улыбнулась. Перед глазами возникла женщина по имени Эсперанса — во всей своей красе и величии. Ей действительно нужно пройти через суровые руки Эсперансы, чтобы та выбила из нее всю дурь.

Она была необычайно толстой, на голове ряды тугих косичек. Чистая африканская кровь, текущая в ее жилах, неоспоримо свидетельствовала о том, что ее предки были рабами. По слухам, она была довольно старой, но оставалась удивительно красивой. Длинное фиолетовое платье облегало ее массивную, с роскошными формами фигуру. Она была буквально увешана золотыми украшениями, и один из ее передних зубов тоже был золотым. Ногти длинные и кроваво-красные. Несмотря на габариты, у нее была точеная талия, а двигалась она — как и бол ь-шинство кубинок — так, будто слышала мотивы румбы.

Эсперанса была знахаркой — сантерой, которая специализировалась на травах и лечении. Среди кубинцев она славилась умением диагностировать и лечить болезни, особенно вызванные злыми умыслами и происками недоброжелателей. Мадлен помнила знахарку еще с детства (с тринадцати лет), когда сама пострадала от «дурного глаза» старика, который охотился на детей и питался их энергией. Росария позвала Эсперансу к ним в дом, чтобы знахарка вылечила дочь от сглаза.

Она совершенно не изменилась, хотя прошло целых пятнадцать лет, и отлично помнила тот случай, поскольку была хорошей приятельницей Росарии.

— Мы чуть не потеряли тебя, чикийя,[35] — прокудахтала она и чуть не задушила Мадлен в объятиях.

Мадлен засмеялась и повернулась к Форресту.

— Когда-то эта женщина спасла мне жизнь.

Форрест был потрясен — как дамой, так и ее гостиной, да и самим фактом того, что его любимая осталась жива только благодаря этой знахарке.