– Ах, ну да! Мы с ним недавно тут квасили, он разоткровенничался… Именно про тот самый пул, в котором Mediobanca был. Ты на RBS думал, а это именно Mediobanca воду мутил. Наш с тобой дружок Скипа. Дескать, какие-то наши крупные клиенты перешли дорогу клиентам Скипы.
– Какие наши клиенты могли итальянцам дорогу перейти? Или он говорил, что это были не итальянцы?
– Говорил, что именно итальянцы.
– Алистер мне эту версию еще тогда в Лондоне пытался задвигать, а я ему сказал, что это полная лажа. Оборонщики, что ли, дорогу итальянцам перешли? Или лесопилки? Или винный проектик Скляра на Сардинии?
– Лажа или не лажа… А может, правда, Скляр? Ты что-нибудь знал про его бизнес в Италии?
– Ничего, практически. Что-то про виноделие.
– Скотт в детали не вдавался, но дал понять, что итальянцы это не приветствовали.
– А лифчик просто открывался… Все загадки рано или поздно разгадываются. Хотя это не загадка, а прямо конандрум какой-то. Чего там Скляр успел наторговать? И ни на что это теперь уже не влияет. Банка нет, Скляра тоже нет.
– Н-да-а… Зато есть Заяц, – привычно хохотнул Коля.
– Какой заяц?
– Тот самый, Дмитрий Андреевич! – Коля рассмеялся уже в голос. – Бывший кореш Александрова, бывший кореш Чернявина, бывший кореш Жмужкина, бывший уголовник… Прихожу, а он тут крутится, в этой компании.
– Нефтяником заделался?
– Какой из него нефтяник, управлением по логистике рулит. Начальник транспортного цеха. Все в друзья набивается. Считает, что мы должны друг друга держаться. Все-таки, как мы все удачно в кэш вышли, говорит. И вы с Александровым, и я подсуетился, картонный заводик свой пристроил. Чувствуешь? Мы с тобой теперь одного поля ягоды с Зайцем, оказывается. Только он круче. Он на нарах посидел, а мы с тобой – нет.
– Еще не вечер, Коля, не убивайся так.
– Ну, слава богу, жить будешь. А то уж засомневался. Пошел на поправку.
«Мы все удачно вышли в кэш… Мы с Колей и Заяц… Не только… Еще Вика, подонок Чернявин, Беляков. Только нет Скляра, нет банка, нет холдинга. Все вышли в кэш, а все, что у нас было, снова стало государственным. Интересно, будет в России когда-нибудь собственная глянцевая бумага? Или американцы с австрияками тоже государству продадутся… Да и неинтересно уже… Очень, очень далеко…»
Из дали своего небытия Александров видел прошлые драмы, как будто в перевернутый бинокль. Он с трудом вспоминал, что когда-то у него была другая жизнь. Точнее, просто жизнь. Неужели это он открывал ногой любую дверь в Белом доме, ходил в обнимку с вице-премьером, обдумывал разговор с Берлускони? Он еще раз сказал себе, что надо возвращаться, и тут же подумал: «а стоит ли?»…