– Вы тогда только узнали, что я – ваша дочь? А все семнадцать лет до этого даже и не подозревали – так, что ли?

– Даже мысли такой не было. Как Лида могла мне не сказать, что беременна? Это же дико, согласись? Я не знаю, не знаю до сих пор, как к этому относиться. Но Лида есть Лида.

– То есть мама во всем виновата…

Маша снова уставилась в стол. Снова замолчала. Александров ждал.

– Это мама ушла от вас, или вы ее бросили? – не поднимая на него глаз, спросила Маша.

– Пусть мама сама тебе расскажет, как это было. Лучше ты узнаешь ее правду.

– Значит, вы…

Маша заплакала. Александров молчал. Маша вытерла слезы, вздохнула и снова принялась разглядывать вестибюль.

– А знаете, Константин Алексеевич… – Маша подняла на него сухие глаза, взгляд стал жестким. – А мне начхать. Понимаете? I don’t care a shit, pardon my language[1]. Спасибо вам, что вывезли сюда маму, Таньку и меня. Заплатили на нашу учебу, квартиру. За это спасибо. Может быть, два года назад, когда я ждала вас в Москве в «Кофемании», я и смогла бы вас полюбить. Я уже почти вас полюбила… Тогда… Я иногда думала: «Он прям как отец обо мне заботится». Говорила, что вы не такой, вы нормальный.

– А что изменилось теперь, девочка? Я такой же!

– Вы – наверное. Я – другая. Вы – мой отец? Значит, вы не могли говорить про меня гадости Платону Валерьяновичу? Значит, он наврал? Вот и получается, что вы все одинаковые. Помогаете, когда вам удобно, лжете, когда удобно, кидаете или убиваете… Пока отец Павла был жив, вы дружили – как же иначе! А когда от него не стало проку, но остались его активы, вы взяли и начхали на него. Кинули, как у вас там говорят. Но это не такое уж и преступление, правда? Павел даже и не расстроился. Думаете, мы с Павлом не понимаем, что еще ничего не заслужили, а уже все получили? Павел и говорит поэтому, что было бы хуже, если бы ему самому пришлось в этом дерьме копаться.

– Маша, ты очень неглупая девочка. Тебе хочется считать наш бизнес дерьмом, ты хочешь забыть, что все, что вы с Павлом имеете, – как раз благодаря этому дерьму. И это мучает тебя не меньше, чем все остальное, только тебе трудно в этом признаться. Не загоняй себя в угол, забыть не получится. Прими как данность и помни всегда, откуда у вас с Павлом деньги.

– Оставьте меня в покое. Меня, маму… Просто уйдите из моей жизни.

– Нет, Маша, это тоже уже не получится. Я не забывал Платона и не кидал его, как ты говоришь. Платон взял в партнеры корпорацию «Развитие»…

Александров скупо, буквально пунктиром, поведал, как мальцы из «Развития» раздербанили сначала холдинг, а потом банк. Как могло быть все по-другому, если бы Платон принял другое решение. Спохватился, что пунктир переходит в исповедь, и замолчал. Добавил только: