– Машка! Пришла! Пойдем скорее, холодно. Ты что в такой легкой курточке?
– Мне не холодно, – сердито буркнула Маша, но Александров уже видел, что это напускное.
Они сели в лобби, Александров заказал чай. Маша снова заявила, что есть не хочет. Александров точно знал, что сказать дочери.
– Маш, давай начистоту. Что тебя больше всего мучает? Ты же пришла – и вчера, и сегодня – вовсе не только для того, чтобы сказать, что считаешь меня подлецом.
– Вы не понимаете, что меня больше всего мучает? Что я – дочь убийцы. Убийцы отца моего мужа.
– Вот именно! Это я понимал с того самого дня, когда узнал об аресте Чернявина. И именно поэтому прилетел.
– Можно подумать, вы можете тут помочь. Этого уже не изменить. Я – дочь убийцы. Наши с Павлом дети… Один дед убил другого… Как с этим жить, Константин Алексеевич?
В этом была прежняя Маша, ее доверие, ее отчаяние и оторопь перед жизнью, которой она совсем не знала. Да что там, она не знала даже, кто ее отец.
– Маша… ты… Твой отец – не убийца. Я до вчерашнего дня… нет, до этой самой минуты не знал, скажу ли тебе…
Маша подняла на него глаза. Что выражал этот взгляд – сказать было невозможно. Александров смотрел на свою дочь.
– Маша… Твой отец – я. Ты моя дочь.
Маша сглотнула, у нее дернулся угол губы.
– Вы… Вы – мой отец?
Она перевела глаза на чашку, машинально отпила чаю. Долго смотрела, как снуют официанты по нарядному вестибюлю, украшенному коврами, золотом, нелепой вычурной мебелью, многоэтажными подносами на столах с сэндвичами и пышками. Снова отпила чаю. Отломила кусок пышки. Поднесла ко рту, положила обратно на тарелку. Александров молчал.
– Самое ужасное, что я не знаю, верить вам или нет…
– Спроси у мамы. Маме ты еще веришь?
– Мама… – Маша вздохнула, Александрову показалось, что она всхлипнула. – Мама сама, по-моему, перестала многое понимать. Это она вам сказала или вы знали еще тогда… Ну, когда вы и мама… Или это она сказала вам только недавно?
– Ровно два года назад, когда мы встретились снова. Когда она попросила меня помочь вывезти тебя и Таню сюда.
– Вы из-за этого решили ей помочь? Из-за… Не из-за мамы, а… Вы хотели, чтобы я…
– Маш, не спеши говорить глупости. Не надо спрашивать меня, вывез ли я маму и вас с Таней, потому что хотел избавиться от нее, от тебя, от чувства вины перед… Я даже не знаю, перед кем. Это все штампы.