— Правда?

Кислотная бомба, неслабая.

— Правда. Ты был ведущим вокалистом «Mojo Ghandis» и ведущим вокалистом «Freight Train South». Ты на сцене был фронтменом у «The Souljers», и еще ты до кровавого пота пахал у Прауда Пита и у «The Prophets». И я тебя знал, не сомневайся. Видел, как ты выгораешь на сцене, заводишь публику, много-много вечеров. Много-много концертов. — Голова с паутиной седых волос кивала, синие глаза смотрели на Кочевника, не мигая. — Ариэль я тоже знал. Она была той, к которой ты шел, когда надо было спуститься на землю. Когда в высокой тьме становилось зыбко и страшно и нужно было надежное убежище, куда приземлиться. Она была той, что говорила тебе то, чего ты не хотел слышать, потому что она была одной из немногих — из очень немногих, которым было не наплевать, жив ты или нет. А Терри… ну да. Он тоже был. В скольких группах, за сколькими клавишами — кто сочтет? Но он всегда был там, где он должен быть, где он нужен.

Геросимини перевел взгляд на Берк.

— Вот с тобой непонятно, — сказал он, — знаю ли я тебя или нет. В мое время — нет. Женщина-ударник — это был бы фрик. Фиг знает, может, ты и есть фрик. Но я знаю одно: ты можешь заткнуть за пояс любого, кто сидел позади меня. Так что прими комплимент от старого крокодила, который ударников так выводил из себя, что они рвались прочь из группы любой ценой, даже ценой прыжка в окно. Как тот парень, про которого ты слышала, наверное, что в «Холидей Инн» прыгнул в бассейн и женщине спину сломал? — Геросимини широко улыбнулся. — Померещилось ему, дебилу, что мы у края парковки стоим. — Вдруг лицо помрачнело: — А где ваш басист?

Тут до них всех дошло, как встряска, что Эрик Геросимини понятия не имеет, что пережила группа «The Five» за последние двадцать четыре дня. Без компьютера, без сети, наверняка без телевизора и радио, может быть, с нелюбовью к чтению газет и журналов… он действительно решил оставить побольше миль между собой и современной цивилизацией. Может быть, подумал Кочевник, он и музыку уже не любит.

— Майка с нами нет, — сказала Берк. — Но мы его потом нагоним.

— Непревзойденный, — оценил Геросимини, подняв большой палец. — А, да… твой вопрос. — Он повернулся к Кочевнику: — Терри — мой брат, потому что чувствует любовь. К тому, что мы делаем. Что мы чувствуем, когда играем. И я сказал, что он наконец пришел домой, потому что он давно уже сюда хотел. Не именно в эту точку, нет, а туда, где я. Я знаю, что мной было сделано, знаю, кто я. А Терри вроде как в родстве со мной. Вот он и пришел к своим родным. И не только, есть еще одно. Хочет познакомиться с леди. Правда, Терри?