Светлый фон

— Значит, вы знаете, что я чувствую. Ах да, Лили тоже собиралась делать аборт, но это вы не печатайте.

— Ого, — сказала Шила. — Вы вообще-то в порядке? Вы что-то не слишком хорошо выглядите.

— Вы — первый человек, которому я все это рассказал.

— Не волнуйтесь, — улыбнулась она. — Я никому не скажу.

Мы одновременно поднялись.

— А вы что же, пирог не будете? — спросил я, показывая на нетронутый кусок.

— Нет, аппетит пропал, — ответила она.

73

73

Пока я заканчивал свои дела, успел наступить ранний вечер — пасмурный и туманный. Я решил для разнообразия поехать домой на метро. Впервые за много месяцев я возвращался домой в час пик, с толпами усталых клерков. Даже когда я монтировал передачи про акул на канале «Дискавери», это случалось достаточно редко. Обычно в те времена я заканчивал работу либо до, либо после часа пик. Работы, как правило, было слишком много, либо слишком мало — так или иначе, хоть вешайся.

Я стоял, держась за поручень из нержавеющей стали, и ожидал, что буду ощущать незримую связь с людьми вокруг меня. Все мы провели день на работе, все мы возвращались домой не так быстро, как нам бы хотелось, и без желаемого комфорта. Вместо этого я чувствовал почти полную отчужденность и даже, я бы сказал, превосходство над всеми пассажирами в вагоне. У них была всего лишь работа; у меня была миссия.

Впервые я понял, как должны чувствовать себя настоящие преступники. (Если точнее, то я становился настоящим преступником только после убийства Дороти. Одной покупки пистолета для этого было недостаточно.) Дело не сводилось к тому факту, что они совершили какое-то преступление — что-то украли или кого-то безнадежно покалечили. Дело было еще и в том, что они каждый день перемещались по городу с тайным сознанием, что совершили что-то запретное. Конечно, с учетом этого знания они неизбежно должны были ощущать себя стоящими выше всех этих платящих налоги, законопослушных Джонов и Джейн Доуз вокруг. Те, у кого было это знание, отличались от остальных. Некой особенностью. Они сумели заглянуть под крышку и знали, как работает механизм. Они были вне закона. И я — тоже.

Пока я стоял в вагоне метро, посреди других пассажиров, с мертвыми лицами висящих на поручнях, я думал о своем прекрасном пистолете и не мог не улыбаться.

Уже у входной двери, по-прежнему вымазанной красной краской, что-то заставило меня запаниковать. Вообще-то я планировал съехать на следующий день. Но теперь, когда я рассказал Шиле о ребенке, возвращение папарацци к моему порогу ожидалось в самом скором времени. Впрочем, эти размышления не подавили мой страх. На самом деле меня добил вид краски на двери. Больше ни одной ночи я не вынес бы в этой квартире.