Джон кивнул.

– Из тех, что я слышала, это третья по привлекательности теория. Мне нравится версия, что русские вывели супергрибок в семидесятых, на том острове, где испытывали биологическое оружие. Кажется, остров Возрождения. Им пришлось убраться оттуда в двухтысячном, когда споры вырвались на свободу. Но остров находился на озере, которое пересохло, и животные бродили туда-сюда, перенося пепел на шерсти. И первые случаи были в России.

– Вы сказали – третья по привлекательности теория. Что же может быть лучше таяния Арктики или русского острова чистого зла?

– Еще мне нравится идея, что Бог наказывает нас смертельным фитодерматозом стопы за то, что мы носим тапочки-кроксы. – Харпер плеснула себе еще бананового напитка. Как медсестра, она понимала, что еще один глоточек не вызовет у ребенка мозговых нарушений. – Вот сейчас, когда миру конец, о чем вы жалеете больше всего – чего не сделали, чего не добились?

– Я не добился Джулианны Мур, – ответил он. – И Джиллиан Андерсон. Вместе или по очереди, в принципе все равно.

– Я говорю о том, что могло реально произойти.

– Я хотел бы открыть новый вид грибка, чтобы назвать его в честь Сары.

– Ух ты. Вот романтический сукин сын.

– А что скажет Харпер Уиллоуз? О чем вы всегда мечтали?

– Я? О Джулианне Мур, как и вы. У этой знойной маленькой сучки была классная задница.

Пожарный сходил за кухонным полотенцем и, безостановочно извиняясь, что обрызгал Харпер банановым ромом, принялся вытирать ее блузку.

12

Он встал, чтобы поправить огонь, и принес длинный лук, простоявший в углу всю зиму. Джон растянулся на койке, взяв лук наперевес, как гитару, и дергал единственную дребезжащую струну.

– Как думаете, – сказал он, – Кит Ричардс еще жив?

– Конечно. Его ничто не убьет. Он переживет нас всех.

– Битлы или Роллинги? – спросил он.

Харпер пропела первые строчки «Люби меня».

– То есть голосуете за Битлов?