Он сжался, готовясь к очередному водопаду, но вместо воды Дэниела ожег удар хлыста по голой спине, заставивший его вскрикнуть. Другой жалящий удар пришелся по ягодицам. Теперь по животу. Еще один – по гениталиям, по яичкам, и он скорчился от боли. Удары сыпались градом, один за другим – по икрам, по лодыжкам, по шее, по правой щеке. Но Дэниел, полный решимости и сдерживая слезы, стоял на месте.

«Отметины, – подумал он, испытывая не столько боль, сколько страх. – Мать не должна увидеть эти отметины».

Наконец бичевание прекратилось. Дэниел стоял неподвижно. Все его тело жгло и болело.

– Можем ли мы довериться тебе, Теутус? – раздался голос магистра храма. – Можем ли мы снять повязку с твоих глаз и позволить тебе увидеть и наш храм, и наши лица?

– Да, – прошептал он.

– Повторяй за мной: Делай То, Что Ты Захочешь Возвести в Закон.

Дэниел повторил слова. Затем магистр храма продолжил:

– Вот видишь, Иисус из Назарета, как твое искусство попалось в мои силки. Всю жизнь ты поносил и оскорблял меня. Ради твоего имени – вместе с другими душами, которые были свободны в христианстве, – меня мучили в детстве; все радости были запретны для меня. Но теперь я наконец твой, Сатана. – Он сделал паузу, чтобы Дэниел успел повторить его слова, и затем продолжил: – Я навечно вверяю Тебе, Господь мой Сатана, мой ум, мое тело и бессмертную душу. И если я хоть одной живой душе вне пределов храма поведаю об этих узах, язык мой и глаза мои будут вырваны из живого тела – и да будет эта кара мне наказанием.

После того как Дэниел произнес эти последние слова, наступило долгое молчание. Внезапно узел на затылке, удерживавший полотнище, распался, и полотнище сдернули.

Дэниел несколько раз моргнул, чтобы восстановить четкость зрения; он был настолько поражен зрелищем, представшим его глазам, что забыл и думать о своей наготе. Он стоял, открыв рот от изумления, в большом амбаре с темно-красным потолком, а стены были полностью затянуты черной материей. Две черные свечи, каждая высотой в добрых четыре фута, стояли по обе стороны от алтаря, а тот высился в центре пятиугольника, выложенного золотой фольгой на полу. Вокруг горело еще много свечей, а в канделябрах на стенах чадили средневековые факелы.

Дюжина людей, застывших внутри пятиугольника, смотрели на него. Но он не видел их глаз. На них были странные маски, напоминавшие головы животных, и они были совершенно нагими, если не считать серебряных эмблем, висевших на шеях.

Напротив Дэниела красовалась свиная голова, водруженная на обнаженное мужское тело. У кошачьей мордочки было тело женщины. Оскалившийся волк и ухмыляющийся козел тоже имели человеческие формы. Все держали свои церемониальные кинжалы остриями кверху, и пламя мерцало на клинках. В центре пятиугольника было раскинуто черное полотнище, на котором лежала молодая обнаженная женщина; ее вытянутые руки и ноги были тщательно растянуты веревками.