— Я бы рад, док, честное слово, я бы рад, но, увы.

— Гленн, в этом нет необходимости…

Но он, похоже, ее не слушал, тщетно борясь с самим — собой.

— Ну зачем только я убил Даниэль? Зачем я это сделал? — выкрикнул он и несколько раз стукнул себя кулаком по голове.

С каждым таким ударом Эвелин слышала, как в унисон колотится ее собственное сердце. Грудную клетку как будто стиснул железный обруч.

— Мне тоже интересно это знать, — сказала она.

— Я не хотел, — произнес Гленн. — Когда она не вышла на работу в понедельник, я зашел к ней, чтобы узнать, почему. Я застал ее лежащей на диване — она слушала музыку и красила ногти. Уважительных причин у нее не было. Когда я сказал ей, что она в два счета вылетит с работы, она ответила, что этого не произойдет, потому что теперь она спит с Фицпатриком.

— И вы поругались.

— Да, мы поругались. Я был зол на нее. Я пытался внушить ей, что с ее стороны великая глупость с ним связываться, что тем самым она ставит под удар всех нас, но ей было наплевать. Для нее главным было потакать собственным извращенным фантазиям.

Эвелин догадалась: извращенные фантазии Даниэль возбуждали Гленна, не говоря уже о том, что он имел с них неплохой навар, однако свои мысли она предпочти оставить при себе. Не та ситуация.

— Ты ее ревновал? — спросила она. — В этом вся причина?

— Боже упаси! Ты меня не слушаешь. Риск был слишком велик. Не хватало нам, чтобы она трахалась с Фицпатриком! А если бы она ему что-то сказала и выдала нас с потрохами? Или бы он стал за ней наблюдать и сам обо всем бы догадался?

Эвелин легко могла себе это представить.

— И в результате дело дошло до рукоприкладства…

— Я ее даже пальцем не тронул. Я не грубиян, — решительно заявил Гленн.

— Тогда как она умерла?

— Я всего лишь хотел, чтобы она заткнулась. Она орала, что позвонит Амароку, что ей нужен повод пригласить его к себе домой. Я испугался, что нас услышит ее сосед и позвонит ему вместо нее. И тогда я, — Гленн поморщился, — схватил ее за шею и как следует стиснул, чтобы она умолкла. Это сработало. Она моментально умолкла. Мне тотчас же полегчало. Так что я не смог удержаться.

Эвелин подумала, сможет ли она попасть в кухню, чтобы взять нож. Похоже, что нет. Он загнал ее в угол. Конечно, нож не пистолет, и все же…

— Но это не объясняет, что случилось с Лоррейн, — сказала она.

— Бог мой, Лоррейн. Ты ведь знаешь, как я любил ее. Я не хотел ее обижать, но она откуда ни возьмись вошла и увидела, что Даниэль мертвая лежит на полу, я же стою рядом и ломаю голову, что мне делать с телом. Она закричала, развернулась, чтобы убежать. Я был вынужден действовать быстро.