Анника сместилась в сторону батареи, сильнее вцепилась пальцами в подоконник.

– Каин и Авель, – сказала она на удивление чистым голосом. – Самый старый мотив убийства в мировой истории. Проще некуда. И никто никогда не подумает.

Все головы повернулись в ее сторону. Анника почувствовала на себе удивленные взгляды, но они нисколько ее не заботили. Она знала, что лица смотревших на нее открыты и чисты, все границы сломаны, люди готовы к любому повороту событий.

Карин Беллхорн подалась вперед, агрессивно настроенная, готовая биться за свою жизнь.

– По-твоему, я смогла бы убить кого-то из-за обычной зависти?

Тишина в зале стала полной, все прекратили дышать. Гудение камер заполняло промежутки между словами, свет прожекторов слепил, терпкий запах цветов лишал возможности дышать.

– Вовсе нет, – ответила Анника, – все гораздо серьезней.

– Ты не знаешь, о чем говоришь! – крикнула Карин Беллхорн.

Анника зажмурилась на мгновение, она нашла свою истину.

– Если человек не верит в собственные достоинства, только документы подтверждают его существование. А если никто не смотрит даже на них, он становится как бы вдвойне невидимым. И чем больше кричит и размахивает своими бумагами, чтобы его заметили, только сильнее раздражает всех, как назойливая муха. И одновременно есть кто-то другой, на которого все обращают внимание, воспринимают всерьез, кто-то, пожалуй, не заслуживающий этого…

– Ты что, с ума сошла? – взвизгнула продюсерша, но Анника как ни в чем не бывало продолжила.

– Карин, – сказала она, – ты размышляла о механизмах популярности больше, чем кто-то иной. Я думаю, тебя все достало. Все видели Мишель, но никто – тебя. – Анника перехватила взгляд продюсерши и сейчас смотрела ей прямо в глаза через зал, над головами публики. – Я понимаю тебя, Карин. Я знаю, почему ты сделала это. И Каина понимаю тоже. Когда долго остаешься невидимым, исчезаешь как человек. В конце концов решаешься на все что угодно, лишь бы получить право на существование.

Карин Беллхорн моргнула, Анника увидела, как она покачнулась.

– Револьвер лежал на полу, – сказала Анника. – Ты взяла его, он был липкий, но тебе и в голову не пришло из-за чего.

Продюсерша не ответила, тяжело дышала, жадно хватала ртом воздух.

Анника зажмурилась на мгновение, попыталась представить себе, как все происходило.

– Ты подняла револьвер, – сказала она. – Не почувствовала никакого веса, только холод металла. Он оказался легким как перышко, просто стал продолжением твоей руки.

Карин Беллхорн попыталась что-то сказать, но не смогла произнести ни звука.