– А кто принимает решения по местечковым вопросам, как думаешь?
– Администрация какая-нибудь, – растерянно пробормотала Уля.
– А чиновники, по-твоему, самые беспристрастные на свете люди? Ни в какие игры ни с кем не играют? – Рэм скользнул в коридор и двинулся к залу.
Уля покачала головой и шагнула следом. Они прошли до самого упора, стараясь не прислушиваться к гнетущей тишине. Двери в зал были прикрыты, но не заперты. Рэм дернул на себя ручку. Внутри было темно. Пустые ряды кресел, пыльный бархат задернутых кулис, три ступени, ведущие к сцене.
Никогда еще Уле не было так жутко. Страх поднимался снизу вверх, делая тело мягким и податливым, как подтаявшее масло. Больше всего на свете ей сейчас хотелось попятиться, не поворачиваясь спиной к кулисам, и побежать, стучась в двери, вопя и плача.
Но Рэм уже шел вперед по проходу. В его прямой напряженной спине читалось то ли отчаяние приговоренного, то ли равнодушие человека, принявшего окончательное решение. Он не боялся, а может, чертовски умело скрывал свой страх. Но он шел, и Уле ничего не оставалось, кроме как пойти за ним.
Три ступеньки, три скрипа под ногами. Запах пыли перебивался тонкой горечью полыни. Пока еще далекой, но уже явственной. Рэм первым взялся за край занавеса. Он так и не обернулся на Улю – та протянула руку, чтобы прикоснуться к его плечу, но ткань уже качнулась в сторону. Секунда, и Улин жест повис в воздухе. Рэм шагнул в темноту, не давая себе ни мгновения на раздумье. Казалось, он просто скрылся за занавесом, но от правды бежать было некуда.
Уля зажмурилась и позволила тьме под веками забрать ее. Один шаг – и подошвы ботинок заскользили по влажной земле. Ульяна постояла немножко, привыкая к сбивающей с ног горечи, к ветру, обдувающему лицо, к запахам и звукам поля, и только потом открыла глаза.
Ничего не изменилось. Полынь расстилалась перед ними серо-зеленым морем. Свежая, обновленная недавней волной тумана, она шелестела, будто приветствуя путников, заглянувших на огонек. Только теперь Уля начала понимать, что в самой полыни не было ничего жуткого. Она просто росла на этом поле. И не ее вина, что поле это оказалось границей мира, наделяющей траву особой силой. Не будь житель этих земель, вечный скиталец туман, отравлен сумасшествием пленников Гуса, то и сила эта не была бы такой гиблой. Не была бы духом самой смерти.
Уля сделала шаг и опустилась на землю, позволяя траве нежно оплести ее руки.
– Знаешь, я искал как-то настоящую полынь. Ту, что просто растет на пустырях. Она по-другому пахнет, – глухо проговорил Рэм, усаживаясь рядом. – Не так горько. Даже… – Он смутился, но продолжил: – Медово. Да, мед.