Только теперь Уля почувствовала, как холодный ветер обнимает ее спину. Как затихает шелест травы. Как наливается молоком туман. По полю вышагивал белесый мужчина. Лохмотья висели на его выпирающих костях. Жидкая борода, отросшие космы, глаза, подернутые туманной дымкой…

– Отец, – попробовала выговорить Уля.

Но существо, шедшее к ним, не было похоже на человека. Тем более на того, кто обращался к ней в последней записке.

– Здравствуйте, – повторил Рэм и протянул ему руку.

– Трону – уйдешь, – грустно пробормотал мужчина. – Далеко уйдешь. Туда уйдешь.

– Артем, мы искали вас, – не сдавался Рэм. – Мы прочитали ваши записки. Помните, вы писали их?

– Все помню. Туман помню, травушку помню, стену проклятую. Все, что есть, помню…

– Вы были полынником… До того как пришли сюда. Помните?

Мужчина слепо подался на его голос, поморгал прозрачными ресницами, потянулся рукой, но тут же обмяк, мотая головой, только волосы всколыхнулись седым облаком.

– Слышу, говорит кто-то… а кто? А что? Не знаю… – и вдруг всхлипнул, по впалым щекам побежали слезы. – Все плачутся, все стонут… Птички в клеточке… Горюшко-горе да горе-горюшко.

От его причитаний Улю пробрал озноб.

– Я же говорила, что он не в себе…

– Артем. – Рэм, казалось, не замечал, что стоявший перед ним давно уже утонул в омуте безумия. – Вы должны рассказать, что здесь происходит…

– Туман колышется, тени плачут, а время идет… Нет ни конца, ни края…

Мужчина горестно вздохнул и заковылял к стене. Уля испуганно вскрикнула, когда его рука, больше похожая на веточку, опустилась на серый камень.

– Все тяну, все ковыряю… а никак! – пожаловался он. Длинные когти впились в зазор между двумя камнями. – Нету больше сил, нету… Устал, почти ушел, не смог… а обещал! Ведь обещал же, а?

Уля покосилась на застывшего рядом Рэма. Тот морщил лоб, над чем-то раздумывая.

– Обещал, – наконец кивнул он. – Ты обещал их выпустить. Помнишь? Снести стену. Чтобы все стало правильно.

Старик наклонил голову, прислушиваясь к его уверенному голосу.

– А не смог. – Рэм картинно вздохнул. – Как же так, Артем? Ты так виноват перед ними… Перед птичками…