Светлый фон
еще

— Жаждало? — переспросил я, когда мы огибали тихий в этот час парк Вашингтон-сквер. — О чем вы? Да его бы изжарили на электрическом стуле при первой же возможности.

— Да, но сначала выставили бы его на погляд всему миру, — ответил Крайцлер. — Мы получаем удовольствие от таких людей, как Бичем, Мур. Они — доступные вместилища всего самого грязного в нашем собственном, общественном мире. А что помогло Бичему стать таким? То, что мы дозволяем. То, чем мы даже наслаждаемся…

общественном

Взгляд Крайцлера снова унесся вдаль, а коляска медленно подкатила к дому моей бабушки. Восход лишь тронул восточную границу неба, но на верхнем этаже дома № 19 по Вашингтон-сквер уже горел свет. Озирая улицу, Крайцлер заметил эти огни, и первая робкая улыбка утра озарила его лицо.

— Интересно, как ваша бабушка отнеслась к тому, что вы, Мур, участвуете в расследовании убийства? — спросил он. — Она всегда живо интересовалась макабром.

— Я не говорил ей. Она просто убеждена, что моя страсть к игре уже вышла из-под контроля. И, беря все во внимание, я думаю и дальше держать ее в неведении. — Я с трудом выбрался на тротуар, разминая затекшие ноги. — Стало быть — собираемся вечером у Дэла?

Крайцлер коротко кивнул:

— Случай обязывает, а?

— Бесспорно, — ответил я. — Позвоню Чарли, пусть скажет Ранхоферу, чтобы выставил что-нибудь исключительное. По крайней мере, это мы заслужили.

Улыбка Крайцлера стала чуточку шире.

— В самом деле, Мур, — сказал он, закрывая дверцу коляски и протягивая мне руку. Я пожал ее, и Ласло повернулся вперед, легонько застонав. — Поехали, Стиви.

Мальчишка отсалютовал мне свободной рукой, и коляска покатилась к Пятой авеню.

Глава 47

Глава 47

Почти сутки спустя я плелся от Дельмонико после ужина, который свалил бы своей обильностью целый кавалерийский полк вместе с конями, и задержался у отеля «Пятая Авеню», чтобы купить утренний выпуск вторничной «Таймс». Продолжая путь, я листал газету, пока не заметил, что за мною опять своим неусыпным взором наблюдают юные уборщики полковника Уоринга, очевидно, рассчитывая, что я вот-вот оброню на тротуар какие-нибудь буквы. Я презрел их тяжелые взгляды и продолжил поиск; и в итоге обнаружил искомую заметку в правом нижнем углу первой полосы.

Этим утром смотритель морга Беллвью обнаружил страшную находку. Завернутое в брезент, на ступенях черного хода лежало тело взрослого атлетически сложенного мужчины, при жизни — шести футов ростом. Тело было неодето, поэтому документов при мужчине обнаружено не было. Причиной смерти явно послужило одиночное пулевое ранение груди, однако на теле имелись и другие повреждения. В частности, верхняя часть черепной коробки была удалена, а мозг подвергнут анатомированию, выдававшему, по заключению персонала морга, опытную руку. К брезенту была прикреплена записка, гласившая, что этот человек повинен в убийствах мальчиков-проституток — или, как это звучало в изложении «Таймс», «…в смерти нескольких беспризорных мальчиков, нанятых для оказания услуг домами слишком сомнительными, чтобы упоминаться на этих страницах». В интервью, взятом у уполномоченного Рузвельта (с которым я вчера днем беседовал по телефону), подтвердилось, что убийца действительно был застигнут за совершением очередного ужасного злодеяния. По важным причинам конфиденциального свойства уполномоченный отказался как назвать истинное имя этого человека, так и просветить читателей касательно подробностей его кончины. Тем не менее он уведомил широкую публику, что в расследовании принимали участие представители уголовной полиции, и дело можно считать окончательно закрытым.