Я улыбнулся и отошел от коляски.

— Верно подмечено, Стиви. — Я бросил взгляд на окна Института над головой Айзексона: они ярко горели. — А что вы не внутри? — спросил я, присаживаясь рядом.

Он быстро покачал головой, выдыхая дым из точеных ноздрей:

— Я там уже был. Думал, что выдержу, но… — Он протянул мне сигарету.

— Можете не рассказывать, — ответил я, прикуривая. — Лично я внутрь не собираюсь.

Дверь за нашими спинами приоткрылась, и высунулась голова Сайруса.

— Мистер Мур, сэр? — спросил он. — Чашечку кофе?

— Если это твой кофе, Сайрус, — отозвался я, — то с удовольствием.

Он слегка повел плечами:

— Я ничего не гарантирую. Это мой первый кофе после того, как мне заехали по голове.

— А все же я рискну. Как они там?

— Дело к концу, я надеюсь, — ответил Сайрус. — Дело к концу…

Однако лишь через три четверти часа стало ясно, что дела в операционном театре Крайцлера действительно близки к завершению. Мы с Маркусом все это время курили, пили кофе и окольными путями старались свыкнуться с мыслью, что поиск наш действительно завершен, а отряд будет расформирован. Какие бы ответы ни отыскали Крайцлер с Люциусом в операционной, ничто не могло отменить того факта, что Бичем мертв. Уже светало, когда я понял, насколько это одно обстоятельство обусловливало все наши жизни.

Наконец около половины шестого открылась дверь в цоколе и появился Люциус. На нем был кожаный фартук, измазанный во множестве благоухающих жидкостей, телесных и прочих, и выглядел детектив-сержант крайне изможденным.

— Что ж, — сказал он, вытирая руки окровавленным полотенцем, — вот, наверное, и все.

Он примостился на ступеньке рядом с нами, извлек платок и промокнул вспотевший лоб. За ним в дверном проеме вновь показался Сайрус.

— Что все? — недовольно переспросил его Маркус. — Ты это о чем — «все»? Что — «все», что вы обнаружили?

— Ничего, — просто ответил Люциус, покачав головой и устало закрывая глаза. — По всей видимости, все у него в полной норме. Доктор уточняет последние детали, но…

Я поднялся, отшвырнув окурок на мостовую.

— Значит, он был прав, — тихо сказал я, и по спине у меня пробежал холодок.