Манц бросил Лаутеншюцу какую-то фразу на швейцарском немецком и гневно повернулся к Селларсу:

— Селларс, вы идиот, болван. «Бурликон» неуязвим. На сто процентов… — Он грохнул кулаком по столу. — Я не потерплю, чтобы всякие банкиры меня запугивали. Мне глубоко начхать, ездите вы на «порше» или нет. Господин Лаутеншюц, нам с вами пора в Гштаад.

Роско предпринял последнюю попытку:

— Что бы вы ни думали, Дитер, вы совершаете ошибку. Пожалуйста, поразмыслите хорошенько. Если вы измените решение, мы успеем начать завтра утром, даже если вас лично здесь не будет. Все готово. Просто позвоните нам до восьми тридцати по британскому времени, и мы нажмем кнопку.

Манц встал:

— Мистер Селларс, даже и не надейтесь.

— Просто поразмыслите — вот все, о чем я прошу.

— Хорошо. Если у меня будет что сказать, я позвоню вам завтра около восьми тридцати.

* * *

Весь вечер Лен отбивался от настырных вопросов Поппи и с огромным интересом слушал последние известия. То на одном канале, то на другом постоянно передавали сводки новостей, ненавязчиво прерывавшие их разговор. К сожалению, в мире ни шиша не происходило. Инфляция росла, евро падал. В Белом доме пели рождественские песни, в Шотландии ширилась эпидемия гриппа, а особый интерес у репортеров вызывало рискованное рождественское предприятие Гая Бартона. Сегодняшнее заявление, что он продает свою компанию каким-то южноафриканцам, еще больше возбудило СМИ.

Во всех выпусках одни и те же новости. Поппи явно чуяла неладное, и Лен объявил, что его ужасно интересует история Бартона. Так удачно, что он брат их подозреваемого, хотя зачем Лену сто раз смотреть один и тот же репортаж, объяснить было потруднее. Но это все же лучше, чем разыгрывать любопытство к курсу евро.

* * *

Мэри Лонг провела день и начало вечера, изучая свои права на случай, если ее привлекут к дисциплинарной ответственности. Она не сомневалась, что Хант тоже подготовился, и не хотела попасть впросак. В восемь вечера она позвонила в бригаду и попросила Уира устроить для нее в девять встречу с Хантом.

На лице Ханта отражалась смесь ярости и холодной злобы. Он сдерживался только потому, что твердил себе, какое огромное удовольствие получит.

— Хорошо, инспектор. Я собираюсь действовать официально. У меня есть целый ряд претензий к вашему поведению, и я намерен рекомендовать, чтобы вас уволили немедля и без выплаты жалованья. Прежде чем я изложу вам мои претензии, вы имеете право…

— Суперинтендант… — Ее голос звучал так сладко и благоразумно, что у Ханта мелькнула мысль, уж не рехнулась ли она, рассчитывая его умаслить. Напрасно старается.