Светлый фон

— Что я должен сделать?

— Написать, что произошло и кто был замешан, поставить дату и подпись. Вот и все.

— Я подумаю. Мы пойдем внутрь? — Он кивнул на полицейский участок.

— Как хочешь. Можно все сделать и в машине. В бардачке есть и ручка, и бумага.

* * *

В четвертый раз за эту среду Джулия звонила Эйнштейну из отеля в Люцерне. Он был в «Макфарланз» и уловил в ее голосе растущее напряжение.

— Он до сих пор не позвонил. Уже шесть часов прошло, как мы расстались. Я понимаю, ему нужно время на размышление, но это нелепо.

— Думаешь, ты зашла слишком далеко, настаивая, чтобы он уговорил другие страховые компании принять наше предложение?

— Совершенно верно. Я хотела быть абсолютно уверенной, что мы получим больше пятидесяти процентов. Вероятно, это была ошибка.

— Ладно, теперь уже слишком поздно. Просто сиди и жди.

— А как дела у вас?

— Юристы работают вовсю. Остин и Куилли поехали вместе на ланч и до сих пор не вернулись.

— Эйнштейн, как, по-твоему, Мюллер не навредит мне? Вдруг убьет, а? От него только того и жди.

— Сомневаюсь, но лучше держи ухо востро. Когда ты вылетаешь из Цюриха?

— В девять тридцать. Впрочем, если Мюллер не примет решения в ближайшее время, придется торчать здесь всю ночь. В таком случае забаррикадирую дверь.

* * *

Маркус и Роско сидели в офисе, ожидая Манца и Лаутеншюца. Лаутеншюц на все утро уехал за рождественскими покупками, так что у них не было возможности переговорить с ним отдельно.

Весь день они ссорились. Маркус не мог поверить, что чаша с богатыми дарами может в последнюю секунду разбиться у него перед носом. По возвращении в Лондон он направился прямо в банк и ночь напролет работал с цифрами. Анализ убедил его, что откровенность с Манцем равносильна самоубийству. У него возникла другая мысль: почему бы не сообщить только часть правды, признав, что замена бракованных деталей снизит текущие прибыли «Юэлл», но умолчать о юридической ответственности? Когда после совершения сделки вся правда выйдет наружу, можно заявить, что Манц неправильно их понял.

Маркус ожидал, что Роско сразу с ним согласится, но не учел беспредельного страха американцев перед судебными процессами. Роско предполагал, что Манц человек мстительный и, почуяв обман, не успокоится, пока не вынудит виновников заплатить сполна. Поэтому он сказал, что надо найти другой способ заставить Манца продолжать, и уверил Маркуса, что у него еще есть козырь.

Едва Дитер Манц вошел в комнату, стало ясно, что он изменился. Вид у него был почти дружелюбный. И хотя он никогда бы не признался, но он с надеждой ожидал своего часа на большой арене. Управление швейцарской компанией имело много плюсов, включая разнообразные дополнительные льготы, не слишком сильный напряг и неуязвимость к неприятностям вроде смены владельца. Однако швейцарские промышленные магнаты обычно держались в тени, а Манц втайне мечтал, чтобы его фотографии облетели весь мир.