Полина встала на корточки у кровати и нащупала хромированный ствол. Пластиковая рукоять, коричневая, под дерево, удобно разместилась в ладони. Армированный сплав и стальные вкладки – турецкий красавец стал верным другом одинокой женщины. На выходных она любила пострелять по мишеням – попадала в яблочко с тридцати шагов.

Пистолет был заряжен. Полина сунула его за резинку штанов и повернулась к выходу. На балконе мелькнула тень. Закряхтела лестница. Сердце екнуло в груди, и рот наполнился горечью.

Полина посчитала до десяти, подкралась к окну. Чисто. Но глазам она привыкла не доверять.

Так же неспешно, вразвалку, она вышла на балкон, заперлась, потопала вниз, искоса сканируя улицу. Дыхание сперло при мысли, что кто-то схоронился за углом.

Она запустила руку под кофту, готовая принять бой.

Как-то соседский задира камнем расквасил нос десятилетней Кате. Полина отыскала обидчика во дворе, схватила за волосы и ударила головой о лавочку. Он визжал как поросенок. Его родители визжали еще громче.

На крыльце никого не было. И силуэт пропал из образованного домами коридора.

Полина мазнула взором по грязным следам на ступеньках: отпечатки мужских ботинок, появившиеся, пока она ходила за стволом. Ключ не сразу попал в скважину.

– Ну и погодка.

Назар по-прежнему спал, взволнованная журналистка дежурила у подоконника.

– Никого?

– Хрен там был, – Полина заперлась. – Пасут голубчики.

Диана застонала.

– Не ссы. Много их было?

– Сегодня? Восемь. Но двоих сестра Лиза послала проконтролировать Кузиных. Не знаю, вернулись ли они.

– Шесть-восемь? А баб сколько?

– Две. Сестра Лиза и сестра Оксана.

– Короче, – Полина задрала кофту, демонстрируя дряблый живот и рукоять травмата, – пестик у меня. Чуть что – припугну. Пересидим ночь, а утром я сгоняю на холм – там телефон ловит. Позвоню ментам, и пускай это гнездо разворошат к чертям собачьим.

Пение донеслось сквозь монотонный шум дождя. Полина вскинула брови. Назар заерзал во сне.

– Это она, – прошептала Диана.