– В парке. Я покажу.

– Погодите!

Лишь Ромео мог заставить его так торопиться. Обувшись, Веретенников сбежал во двор и обогнул дом. Фигура в толстовке приплясывала у входа в парк. Кисти спрятаны в карман кенгуру, капюшон болтается сзади.

Не жарковато ли?

– С ним все в порядке?

– Ага. Перебздел разве что.

Сидящие на лавочках ребята приветствовали Веретенникова по имени-отчеству. Но около фонтана людей не было, только голуби и воробьи. А дальше испарились и птицы.

Веретенников покосился на заколоченную «Ивушку», на штыри от демонтированных качелей. Листва шумела, образуя над аллеей полог. И страх проклюнулся, как черные корни из-под мха. Дурной страх, иррациональный. Так дети с опаской смотрят на шкаф, полный вещей и шорохов. Чего же, в сущности, бояться? Не ночь же, и этот рядом… Саша.

– А где он? – подал голос Веретенников. – Поточнее?

– В туалете, – сказал проводник, темная сутулая спина впереди.

В кустах засеребрилась паутина. Дрогнули ветви дуба.

Учитель перешагнул через поваленный ствол, как через некую демаркационную линию, разделяющую обыденность и липкий кошмар.

Почему никто не ходит в эту часть парка? Почему птицы не поют?

– Что он делал в туалете?

– Скулил, – жестко отвечала спина.

– Он ранен? – тревога за пса отогнала прочую ересь.

– Я не ветеринар.

Сортир стоял внизу, в саване из теней, в шрамах трещин и надписей. Съезжая по склону на скользких подошвах, балансируя, чтобы не упасть, Веретенников перебирал в архиве папочку с пометкой «Александры». Взглянул на круглое окошко так, будто там могла сидеть ведьма – жуткая бородатая старуха с волосатыми клешнями. В детстве, когда Миша болел, ему снилась ведьма, парящая горизонтально над кроватью, капающая слюной на горячий лоб мальчика.

Окно было пустым, запломбированным листами картона.

Саша преодолел половину лестницы. Туалет слева, женский. Кто-то убрал бурелом и раскидал листья.