– Папа, я услышал какой-то звук и спустился вниз. Он был… Он сильно налег на сетку. Она прогнулась, чуть не лопнула. Клянусь, я не обманываю тебя.
Мистер О’Рурк некоторое время смотрел на сына, потом молча повернулся, вышел из комнаты и через минуту вернулся, в брюках прямо поверх пижамы и в ботинках.
– Оставайся здесь, – тихо сказал он.
– Отец! – крикнул Майк, хватая его за рукав. И сунул ему в руки свою биту.
Пока все они ждали отца, мама погладила Мемо по волосам, сменила наволочку на ее подушке и отправила девочек в постель. Снаружи мелькнула чья-то тень, и Майк испуганно отпрянул от окна. Там стоял отец, подоконник был почти на уровне его грудной клетки. Майк непонимающе заморгал: когда Солдат стоял у окна, над подоконником была видна бо́льшая часть его туловища, а он много ниже отца, Майк это разглядел, когда видел его на перекрестке Шестого окружного и Джубили-Колледж-роуд. Как могло так быть? Или Солдат стоял на какой-нибудь подставке? Тогда понятно, почему он так странно удалялся, плавно и почти вертикально…
Силуэт исчез, а минут через пять отец вошел в дом, с силой захлопнув за собой дверь кухни. Майк кинулся ему навстречу.
Пижамная куртка отца и брюки были насквозь мокрыми. Венчик редких волос прилип к ушам. Капли воды блестели на лбу и лысине. Он протянул к Майку огромную ручищу и увел того в кухню.
– Никаких следов, – тихо сказал он, видимо не желая, чтобы его слышали жена и дочери. – Кругом сплошная грязь, Майк, ты же знаешь, целыми днями идет дождь. Но под окном нет ни одного следа. Вдоль этой стены тянется цветочная клумба, но следов нигде нет. И во дворе никого.
Майк почувствовал жжение в глазах – так бывало в детстве, когда он еще позволял себе плакать. Грудь разрывало от боли. Рот сжало судорогой.
– Но он был там! – все, что он мог выдавить из себя.
Отец пристально смотрел на сына:
– Ты единственный, кто видел его. Около окна Мемо. Ты видел его только здесь?
– Еще один раз он преследовал меня на Шестом окружном и на Джубили-Колледж-роуд, – ответил Майк и тут же пожалел, что проговорился: нужно было либо сказать отцу об этом сразу, либо не рассказывать вообще.
Отец продолжал изучать его взглядом.
– Он мог стоять на лестнице или еще на чем-нибудь таком, – выдавил Майк, сам чувствуя, как отчаянно беспомощно звучат его слова.
Отец медленно покачал головой:
– Никаких отметин, Майк. Ни лестницы. Ничего. – Большая ладонь отца опустилась Майку на лоб. – Горячий.
Майк снова почувствовал, как дрожь пробежала по телу, и подумал, что, наверное, действительно заболевает.