В конце недели она вообще перестала приходить домой на ночь.

Сначала она наняла Мону Шепард, чтобы та присматривала за Джимом. Но скорее это Харлен присматривал за Моной, стараясь ненароком прикоснуться к груди шестнадцатилетней девочки или заглянуть ей под юбку. Иногда Мона поддразнивала его, например оставляя дверь уборной приоткрытой, а потом орала на Харлена, когда он, крадучись, приближался к ней. Но по большей части она игнорировала его – это с успехом могла делать и мать, если уже на то пошло, – и часто рано прогоняла в постель, чтобы позвонить своему приятелю и привести его в дом Харленов. Джим ненавидел звуки, доносившиеся из гостиной, и ненавидел себя за то, что прислушивается к ним. Иногда он размышлял, правда ли, как говорит О’Рурк, что тот, кто подглядывает за такими вещами, может ослепнуть. Как бы то ни было, однажды он напугал Мону, заявив, что расскажет матери о ее развлечениях на диване в гостиной, и после этого она исчезла. Мама была обескуражена тем, что Мона теперь всегда оказывалась занята, как и девочки О’Рурк: они тоже иногда подрабатывали таким образом, но в это лето увлеклись встречами с поклонниками на задних сиденьях машин.

Итак, Харлен подолгу оставался дома один.

Иногда он выходил покататься, хотя доктор запретил ему садиться на велосипед до тех пор, пока не снимут повязку. Но управлять одной рукой было совсем нетрудно. Черт, да он прекрасно умел ездить вообще без рук, как и все ребята из этого глупого Велосипедного патруля.

Девятого июля он отправился в парк на бесплатный сеанс, ожидая, что опять покажут «Кто-то там наверху любит меня»[93], фильм про бокс, который всем так нравился, что мистер Эшли-Монтегю привозил его каждое лето. Но вместо фильма Харлен увидел пустой парк да несколько фермерских семей из самого захолустья, до которых тоже не дошел слух о том, что третью субботу подряд бесплатный сеанс отменяют из-за гнусной погоды.

Но в эту субботу погода не была такой уж гнусной. Ночной грозы вроде не ожидалось, и вечерний свет низко стелился вдоль длинных лужаек, где трава подрастала прямо на глазах. Харлен теперь ненавидел эти длинные лужайки, хоть трава на них была аккуратно подстрижена. Заборов почти нигде не было, и трудно было определить, где кончается одна лужайка и начинается другая. Он и сам не знал, почему их ненавидит, но ему казалось, что лужайки должны быть совсем не такие, – по крайней мере, по телевизору они выглядели совсем иначе… В фильме «Обнаженный город»[94], например, и вообще не было никаких дурацких лужаек. Миллионы разных историй – и никаких лужаек.