Дейл изумленно посмотрел на дом. «Как же так? Ведь рукоятка рубильника была опущена… и показывала на ноль!»

Кевин спустился со ступенек и стоял поблизости, обхватив ладонями локти, как всегда делал, когда немного нервничал. Он посмотрел на бледное лицо Дейла, на мокрую одежду, на волосы, с которых стекала вода, облизнул губы, будто собираясь сказать что-то ехидное, но поймал предупреждающий взгляд отца и всего лишь кивнул приятелю. Затем тоже ткнул мокрого кота в бок, отчего у того изо рта вылилось еще немного воды.

– Я думаю, это кот миссис Мун, – повторила мама Дейла, будто это утверждение могло поставить все на свои места.

Мистер Грумбахер хлопнул Дейла по спине:

– Не расстраивайся, что ты немного струхнул. Наступить на дохлую кошку в темноте, да еще когда на фут воды… это напугало бы кого угодно, сынок.

Дейл хотел было отстраниться и сказать Грумбамперу, что он не его сынок и не из-за дохлой кошки он «струхнул». Но вместо этого просто кивнул. Во рту все еще чувствовался горький привкус воды, которой он наглотался в подвале.

«Значит, тело Табби все еще там!»

– Поднимайся. Пойдем переоденемся, – наконец сказала мама. – Мы можем поговорить об этом позже.

Дейл кивнул, сделал шаг к двери и остановился:

– Давай войдем через переднюю дверь?

Джим Харлен мчался через темноту, слыша, как сзади надрывно лают собаки и ревет мотор труповоза. Тот вроде затормозил на углу Депо-стрит и Броуд-авеню.

«Он хочет отрезать мне путь!»

Аллея, по которой он сейчас ехал, шла с севера на юг, между сараями, гаражами и длинными лужайками позади домов, расположенных вдоль Броуд-авеню и Пятой улицы. Дворы были огромные, дома стояли окруженные кустарником и листвой, да и сама аллея была погружена в темноту из-за густых крон деревьев, смыкавшихся над ней и почти не пропускавших лунный свет. Харлен знал, что здесь миллион разных мест, где он мог бы спрятаться: стропила сараев, открытые гаражи, заросли кустов, сад Миллера слева впереди, пустые дома на Каттон-драйв…

«Именно этого они от меня и ждут».

Харлен направил велосипед к стоянке возле темного кипариса на аллее. Собаки прекратили лаять. Даже туман, повисший в воздухе, казался подозрительным: он был словно завеса между Харленом и далекими фонарями и как будто ожидал его решения.

И Харлен решился, гордо заявив самому себе: «Моя мама дураков не рожала».

Тяжело крутя педали, он пересек задний двор, проехал по чьему-то огороду, разбрызгивая в стороны комья грязи, потом, оставив темную защиту аллеи, резко свернул направо, прямо в лапы огромного лабрадора, который так удивился, что даже забыл залаять.