Конечно, все это продолжалось лишь несколько недель. Гарри ушел добровольцем на фронт и хотя прислал ей пару писем, чувства скоро охладели. Когда немцы захватили Францию, организация «Свободная Франция» переехала в «Долфин-Сквер» и устроила там штаб-квартиру. Ко времени, когда пришло последнее письмо от высокого детектива, Джульетта уже завела роман с французским офицером, расквартированным по соседству.
– О-ля-ля, мисс, – сказал Сирил.
1950
1950
Regnum Defende[57]
Regnum Defende[57]
Джульетта угробила утро на чтение учительских отзывов о передаче «История: взгляд назад». (А как еще можно смотреть в историю, спрашивала она себя, если ты, конечно, не Кассандра?) Эта серия передач тоже принадлежала Джоан Тимпсон, а теперь свалилась на Джульетту. Джульетта даже обрадовалась, когда в ее кабинет бочком пробралась фройляйн Розенфельд, прижимая к груди немецкий словарь, как пластрон кирасы, и сказала, что «ищет Бернарда».
– Бернарда? – вежливо удивилась Джульетта.
– Мистера Прендергаста.
Джульетте никогда не приходило в голову, что у Прендергаста может быть имя.
– Нет, я его сегодня вообще не видела. Я могу чем-то помочь или вам нужен именно он?
– О, ничего конкретного. – Фройляйн покраснела.
Господи боже милостивый, подумала Джульетта. Фройляйн Розенфельд и Прендергаст. Кто бы мог подумать?
Джульетта дошла до Национальной галереи, уселась на ступени и съела свой обеденный сэндвич, одновременно без особого пыла разгадывая кроссворд в «Таймс». Сэндвич был с унылой рыбной пастой, от которой Элизабет Дэвид, вероятно, пришла бы в ужас, причем с полным правом. Со ступеней Национальной галереи было удобно наблюдать за возможным приближением сумасшедших венгерских женщин.
Но за ночь хотя бы рассеялся туман, и теперь Джульетта видела набухающие почки на деревьях и даже различала за шумом лондонского дорожного движения, как самозабвенно поют птички, готовясь к весне. Одни сплошные перышки, подумала она.
Джульетта посмотрела на часы, сложила газету, скормила недоеденные корки голубям на Трафальгарской площади и вошла в здание.
Она шла по пустынным галереям среди благочестивых мучеников, кровавых ран и очей, возведенных горé в молитвенной агонии. Невозмутимая Англия восемнадцатого века, с лошадьми, собаками и модными костюмами, ее тоже не взволновала, как и миленькие французские аристократы с их безмятежным неведением о надвигающемся терроре. Джульетта решительным шагом прошла мимо. Ее влекла иная цель.
«Ночной дозор». Перед картиной стояла скамейка, и Джульетта села, упражняясь, как ей казалось, в созерцании мрачности – хотя возможно, что картина, как и все остальное после войны, попросту нуждалась в чистке.