– Откуда она вообще узнала, что это вы? И как вас нашла?

– Понятия не имею. Может, ей кто-нибудь сказал.

– И кто бы это мог быть?

Она вздохнула:

– Вы знаете, иногда мне кажется, что у меня конфисковали душу.

– О, Джульетта, – засмеялся Мертон, – какая вы стали загадочная! Вы что, боретесь с угрызениями совести?

– Каждый день.

Она мрачно уставилась на картину, потом встала со словами:

– Мне нужно идти. На Портленд-Плейс меня ждет Генрих Восьмой.

– Да, – сказал Мертон. – А мне надо возобновить знакомство с одной картиной Уччелло. Я с вами свяжусь.

– Нет! Не надо. С этим покончено. Вы же сами сказали.

– Я соврал.

– Я больше не собираюсь на вас работать. Вы же сказали, если я выполню для вас это одно, последнее задание, то буду свободна.

Она слышала свой голос – жалующийся, как у обиженного ребенка.

– О дорогая моя Джульетта! – рассмеялся он. – Никто никогда не бывает свободен. С этим никогда не бывает покончено.

Уходя, Джульетта оставила «Таймс» на скамье. Майлз Мертон продолжал сидеть, словно глубоко погрузившись в созерцание «Ночного дозора». Через несколько минут он взял газету, встал и ушел.

Она вообразила себя охотницей, Дианой, но оказалось, что все это время она была оленем и гончие уже смыкают круг. Мне следовало быть осторожнее, подумала она.

В момент высшего безумия вчера ночью она решила, что это Долли ее выслеживает, но быстро пришла в себя.