– Там… это… завод подорвали.

– Что ты несешь? – накинулся на него инженер. – Видно же отсюда, трубы целые!

– Трубы-то целые, а стены все раскурочены, и из водопровода вода хлещет.

– Спьяну тебе привиделось, что ли?!

– Нет-нет, – заступился за него Радлов, отцепившись от решетки. – Дым-то не валит. А ведь раньше работа никогда не прекращалась, даже ночью. Надо дать отбой да идти смотреть, в чем дело. А то, может, зря пашем сейчас.

Инженер послушно удалился в свой домик, чтобы подать звуковое оповещение. Прозвучал резкий, протяженный гудок, после чего техника у разрушенной гряды затихла.

Петр взял громкоговоритель, прокашлялся и распорядился о временном прекращении добычи. Рабочие повылазили из тесных кабин, заслонялись по краю отработанного котлована, постепенно склеиваясь в разношерстную толпу.

Этой же толпой решили идти к заводу – мало ли, что: может, понадобятся руки разгребать завалы, а может, подрывники еще там, и нападут, если пойдет только один человек.

Радлов шел первым, измотанный бессонницей, сгорбленный и ко всему безразличный. В разрушение предприятия он не верил, а последствий опасался. И так близится выселение всех жителей. А выселение означает голод, выселение означает долгие мучения на чужой земле и смерть.

Позади растянулась неровная шеренга, сверху похожая на какую-то разорванную гусеницу, все части которой пытаются, да никак не могут соединиться воедино. Рабочие переговаривались между собой, кто-то смеялся, кто-то кричал, а на ком-то лица не было – семью-то чем кормить, коли действительно завода больше нет?

У разрушенного ограждения все собрались гурьбой и таращились во все глаза на расходящееся по швам здание. Оно напоминало мертвого и окоченевшего от смерти великана, пронзенного тремя кинжалами с округлыми рукоятками-трубами. Фонтаны кипятка били из обрубков водопровода, и по территории расплывались клубы обжигающего пара.

– Проверить бы, – произнес Петр, облизнув губы. От царящей здесь духоты он мгновенно вспотел.

– Как тут проверишь? – подал голос кто-то из рабочих. – Вон, поломано всё.

– Может, снаружи только, – Петр достал из кармана платок, тщательно вытер лицо и зашагал в сторону изувеченного остова.

– Да не нужно! – крикнули вдогонку, но он сделал вид, что не расслышал.

Под ноги ему попадались мелкие железные обломки, оплавленные и потому бесформенные, щебень с острыми краями, обуглившиеся камни и кирпичи. Пар хлестал со всех сторон. Кроме плеска воды, никаких звуков не было. Радлов настолько привык к гудению, доносящемуся от завода, что молчание пугало его.